Андрей Посняков - Час новгородской славы
Девичий смех услышали еще издали. И не смех даже, а гогот. Дружно прибавили шагу, остановившись лишь за ивами, прикрывавшими окутанные паром источники.
На ивовых ветках, на траве, повсюду были разбросаны предметы женского туалета: юбки, башмаки, платья, рубашки.
Приложив палец к губам, Олег Иваныч осторожно развел руками ветви.
В яме, наполненной теплой водичкой, азартно веселись трое — Гришаня и две девушки. Все трое — голые. Троица хохотала, верещала и брызгалась. Девицы время от времени окунали Гришу с головой.
— Что-то меня тоже немного знобит… — прошептал Олексаха и, скинув с себя одежду, выскочил из кустов, с разбега бросился в воду.
— Так бы и я полечился, — завистливо произнес Олег Иваныч, — ежели б не мои высокие моральные принципы. А ты как, Джон?
— Я — нет. Это местные проститутки. В корчме сказали: сегодня, в это время, тут их день. Дай бог, не заразят ваших людей, сэр. Говорят, в Бристоле закрыли из-за подобной заразы городскую баню, и все особы, там подвизавшиеся, перебрались в Бат.
— Что?! Ну вот, только сифилиса нам и не хватало. Уж лучше простуда! — Олег Иваныч выбрался из кустарника, заорал: — А ну, вылазьте! Оба!
— Тихо! — Джон вдруг хлопнул его по плечу и кивнул на нескольких всадников в богатой одежде, остановившихся неподалеку, средь молодых дубков. Все эти люди выказывали всяческое почтение благообразному седенькому старичку, которого буквально вытащили из седла, раздели и на руках опустили в источник.
— Это сэр Арчибальд Фрейзи, королевский шериф Сомерсетшира, — прислушавшись к разговорам, пояснил Джон. — Приехал из Тонтона полечить подагру. Видите, сэр, он что-то диктует своим помощникам. Молодец, не тратит времени даром. Ага…
Лицо Джона вдруг вытянулось, видно услышал он что-то такое… такое…
— Ждите меня здесь, я быстро!
Сомерсетшир? Ага, местное графство.
— Эй, вы долго там с девками плескаться намерены?
Впрочем, плескались Олексаха и Гриша уже без девок. Бристольские путаны словно испарились. То ли их так испугал внезапный приезд шерифа, то ли, наоборот, побежали ему услужить. Да и пес с ними.
Отправив Гришу на постоялый двор в сопровождении Олексахи, Олег Иваныч уселся под ивами и принялся терпеливо ждать Джона.
Тот появился только к вечеру, когда лучи заходящего солнца окрасили в оранжевый цвет серые городские стены. Разбудил задремавшего Олега Иваныча. Был чрезвычайно серьезен.
— Что-то случилось, Джон?
— Пока нет. Но вполне может случиться. Знаете, чем занимался сомерсетский шериф?
— Принимал ванны.
— Я не об этом… Он разбирал жалобы. И одна из них — жалоба некоего рыцаря, сэра Уолтера Мактайра, на обиды, причиненные ему и королю Англии неизвестными людьми, коих он принял за людей своего соседа, сэра Найджела. Приметы: четверо, все вооружены, в том числе — аркебузой. Один черен, как испанец или мавр, говорит с корнуэлльским выговором. Остальные трое иностранцы. Здоровый мужик — высок, светлая борода, на левой щеке родинка. С ним длинный белобрысый парень лет двадцати пяти и синеглазый юноша. Приметная компания собралась, да? Узнаете?
— Да уж. Так нас теперь ищут по всему королевству?
— Пока еще не по всему королевству. Но в графстве Сомерсет — точно. Думаю, в Бат нам теперь нельзя. По крайней мере, дождемся ночи.
Вернувшись на постоялый двор ближе к ночи, уже ранним утром они расплатились за ночлег и пищу и, вскочив на коней, понеслись по пыльной Бристольской дороге, с которой, отъехав на приличное расстояние, резко свернули вправо и полями выбрались на укатанную колею, ведущую в Оксфорд.
С многолюдной Оксфордской дороги путники тоже свернули, доехав до развилки на Рединг — вонючую деревуху с мычащими коровами. Зловонная навозная жижа стекала с низкого берега в Темзу, не очень-то широкую в здешних местах, но вполне годную для какой-нибудь плоскодонной барки, тем более учитывая нынешнее дождливое лето.
Подобную барку и заприметил ближе к полудню Олексаха — как раз его очередь была дежурить, покуда остальные отсыпались в лугах, среди колокольчиков и лопухов.
— Джон, Джон! Подъем! Поговори с баркой на своем, на аглицком! Уплывет же! Джон!
— Эй! Эй, парень! — выбегая к самой воде, во всю глотку заорал Джон уже в корму. — Заработать хочешь?! Возьми до Виндзора. Ну, что ты вылупился?! Работай шестом, причаливай!
Здоровенный «эй, парень» с шестом отозвался:
— Я-то хоть сейчас. Да вот как хозяин на то посмотрит?
— А где хозяин-то?
— В Рединге.
— Хо! Так он и не увидит. А ты заработаешь!
— Я то бы… Да вон эти… — «эй, парень» кивнул на пару своих спутников, орудующих шестами с правого и левого борта.
— И эти тоже заработают! Эй, парни, вам не хочется прикупить что-нибудь своим девчонкам в Виндзоре?! Как, согласны? По четверти фунта каждому!
— По четвертаку?! А не обманешь?
— Чтоб я сдох! Порази меня копьем святой Георгий!
— О!.. Но — только до Виндзора.
В Виндзоре они оказались к вечеру. Этот городишко в графстве Беркшир был известен каждому жителю Англии. Известен в первую очередь Виндзорским замком на вершине холма, рядом с Темзой. Построенный на месте деревянного укрепления времен Вильгельма Завоевателя, он охранял западные подступы к Лондону.
Здесь родился знаменитый король Эдуард Третий, очень любивший бывать в замке и постоянно его перестраивающий. Однажды на балу в замке одна из дам, красавица Джоанна Кентская, графиня Солсбери, танцуя, потеряла с ноги голубую подвязку. (Это ж как надо было танцевать? С криком «Даешь рок-н-ролл!» конем скакать, не иначе!) Пикантная деталь женского туалета попалась на глаза Эдуарду, который со словами «Стыд тому, кто об этом плохо думает!» тут же привязал ее себе под коленку. Старый извращенец! Мало того! С тех пор Эдуард утвердил новый рыцарский орден, Орден Подвязки, покровителем которого считается святой Георгий.
Кстати, та неугомонная плясунья Джоанна вскоре вышла замуж за королевского сына, тоже Эдуарда, прозванного Черным Принцем за цвет своих любимых доспехов, которые, по словам завистников, когда-то были белыми, но вот немножко запачкались с течением времени.
И тот и другой — и король Эдуард Третий, и его сын, Эдуард Черный Принц, — немало крови попортили французам во время Столетней войны. Знаменитая битва при Креси, в которой погиб цвет французского рыцарства, — их работа.
Все это поведал новгородцам их проводник Джон, пока лежали кверху пузом на барке с сеном, медленно продвигающейся вниз по течению Темзы.
В Виндзоре причалили чуть ниже пристани. Интересно, добралась ли уже сюда весть о королевских преступниках-иностранцах? Надо сказать, приметы были переданы точно — хоть вообще в людных местах не показывайся!
Вот и в Виндзоре тоже. Вернувшийся с разведки Джон с горечью покачал головой. В принципе, уж он-то мог давно всех бросить да смотать куда-нибудь. Однако нет. Честно выполнял условия договора — довести до устья Темзы, в крайнем случае — до Сити или Тауэра, что в славном городе Лондоне. Может, его удерживали деньги: пять соверенов — довольно много, а пока Олег Иваныч заплатил авансом только два. А может — и это вернее — имел ушлый Джон планы на Новгород. Знал он новгородцев неплохо. Зря, что ли, столько времени провел в ганзейской конторе?! Как только его, англичанина, туда взяли, интересно! А как, Джон?
— Я был женат на дочке любекского олдермена, — грустно пояснил Джон. — Хорошая была женщина, Марта. Умерла пять лет назад от черной смерти, Царство ей Небесное.
Все разом перекрестились.
Они выбрались из Виндзора вполне удачно — на угольной барке. Черные от угольной пыли, новгородцы уже через час пути ничем не отличались от углежогов. Мимо тянулись низкие, покрытые ивами берега, какие-то строения, замки, аббатства.
Все больше становилось судов — как крупных, так и совсем мелких.
Впереди замаячили зубчатые стены Тауэра — крепости на небольшом холмике — с четырьмя двухэтажными башенками по углам. Удачное месторасположение — к востоку от главной части Лондона, от Сити, позволяло крепости контролировать практически все устье Темзы, забитое многочисленными судами.
Остались позади, за излучиной Темзы, белесые стены Вестминстерского аббатства.
Открывающийся глазам город казался огромным. Да и был таким. Зубчатые стены Тауэра, узкие улочки Сити сливались в одну бесконечную полосу, сопровождаемую криками лоцманов, руганью торговцев и скабрезными матросскими песенками, доносящимися из пивных, которых в лондонском порту было великое множество.
Как раз возле одной такой, у затрапезного причала, покачивался на волнах приземистый одномачтовый корабль с восьмиконечным крестом Ливонского ордена на флаге. Обводы корабля показались Олегу Иванычу знакомыми. Как и пьяные, горланящие немецкие песни матросы. Углевозы разворачивали барку прямо к этому кораблю. И пристали прямо к борту, словно взяли на абордаж. После чего их главный — высокий угрюмый мужик в капюшоне — посоветовал пассажирам быстрее расплачиваться и проваливать с Богом.
