Архонт росский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

— Помнишь, пару лет назад у Булана Самкерц отобрали, русы по наущению ромеев?

— Вроде припоминаю. Говорили, что твои родичи постарались? — Алп-Барик прищурил глаз.

— Мои родичи после пришли. А вот Вартислав лично Самкерц от ромеев удержал и Песаху передал с уважением.

— Откуда знаешь? — усомнился Алп-Барик.

— Мой брат Алан бар Пахья тогда у Песаха в сотниках ходил. Все сам видел.

— Если он с Песахом дружен, это плохо… — огорчился Алп-Барик. — Хотя… Не верю, что благочестивый Песах за язычника вступится. Да и давно это было. Делай что хочешь, Машег, а девка эта должна быть моей! Должна! Не отдадут добром, возьму силой! И пусть потом меня ищут. В степи.

— Станешь с Киевом воевать? С двумя сотнями?

— Зачем воевать? Сможешь вызнать, где дом этого Вартислава?

— И вызнавать не надо, это я и так знаю. На Горе здешней. Близ княжьего дворца.

— Дворца! — Алп-Барик фыркнул. — У хакана Беньяху псарня больше, чем эта конура!

— Спорить не стану, — кивнул Машег. — Но брать дом Вартислава штурмом не советую. Взять-то ты его возьмешь. Но не мгновенно. А потом тебе придется уже не с дворней княжича биться, а со всей киевской дружиной. Она же рядом, в четверти полета стрелы. А еще исмаилиты твои… Увидит их киевский князь, решит, что это по воле богохранимого Беньяху в его городе бесчинство творят. Нет, нет, я понимаю, что ты здесь представляешь хакана. Но понравится ли хакану то, что ты из-за девки с русами его поссорил? Олег нынче большое войско собрал, чтобы на ромеев идти. А после такого оскорбления, как ты думаешь, на кого он пойдет?

— Вся русь — пыль под копытами скакуна Беньяху! — заявил Алп-Барик.

Но задумался.

Ненадолго.

— Я не отступлюсь! — вновь заявил он. — Вы здесь с русами живете, вот придумайте, как мне девку получить и со здешним хаканом не воевать. Я в долгу не останусь. Сказал: за девку эту серебром по ее весу отдам!

— Так уже, — ухмыльнулся Машег.

— Что уже?

— Готовь серебро, Барик. Добуду тебе девку.

— А если этот Алп-Барик узнает, что я уже в Киеве? — спросил Сергей.

— Все, что он узнаёт, он узнаёт от Ноама или от меня, — сказал Машег. — Этот благородный прыщ слишком горд, чтобы собирать слухи.

— А его люди?

— Его люди не говорят по-вашему. А толмачей ему Ноам дал. Своих. Проверенных. Они лишнего не скажут, зато слушают очень внимательно. Как, по-твоему, Ноам узнал, что Барик приехал на него хулу искать? Сам-то он помалкивает пока. Потому что помощь наша нужна. А когда надобность отпадет, станет гадить. Отец ему велел что-то такое вызнать, чтобы хакан Ноама сместил. Тогда Еремия своего человека сюда посадит. Из византийской венеты[1]. А этим союз Руси и Хузарии не нужен. И война Руси с ромеями им тоже не нужна. А уж купцы ваши, торгующие в Константинополе, и подавно.

— Что, вот так прямо и говорят, что Барик хочет Ноама сместить? — удивился Сергей.

— Барик хочет твою жену, — внес поправку Машег. — Слаб он на передок. Ноам сказал: всегда такой был. Три жены и тридцать наложниц.

— То есть я тридцать первой буду? — возмутилась Искора.

— Не будешь, — Сергей отобрал у нее кубок. — И хватит тебе вина. Вредно это.

— Ничего мне не вредно!

— Тебе — нет, а ему, — Сергей положил руку на Искорин живот, — очень даже вредно.

— Ему⁈ — Искора аж подскочила. — Сын⁈ Откуда знаешь?

— Не знаю. Надеюсь. Но это ничего не меняет. Водички клюквенной ей принеси, — велел он холопке.

— Нет клюквенной! — испуганно пискнула та.

— Какая есть, такую и неси. Что дальше, Машег?

— Как я сказал. Искора должна получить от тебя письмо, где ты ее к себе зовешь. И побыстрее. День на сборы. Потом она с десятком сопровождающих посуху в Смоленск отправится. А ночью на стоянке я с несколькими десятками хакановых муслим ее захвачу и Барику отвезу. И на серебро по весу поменяю. А потом…

— Потом я ему бубенцы отрежу! — хищно заявила Искора.

— Не отрежешь, — сказал Сергей.

— Это почему? — возмутилась Искора. — Еще как…

— А потому что я об этом позабочусь. Всё, ладо мое. Иди обедом займись. Мне с Машегом всю задумку целиком обсудить надо. Как-никак три пуда серебра на кону.

— Побольше, — Машег опытным взглядом оценил Искору. — Но мелочиться не будем.

— Не будем, — согласился Сергей. — Мелочь все равно нам достанется. Ноам в доле?

— Доля Ноама — устранение Барика, — ответил Машег. — Он сам так сказал. Но подарок ему сделать надо.

— Сделаем, — кивнул Сергей. — Но после. Когда хаканова родича сюда доставят. Появилась у меня одна идея. Вам с Ноамом понравится.

[1] Машег использует слово, которое обозначает группу сторонников. Например, венетами называли в Костантинополе партии, которые поддерживали на ипподромах колесничих своего цвета: голубых, зеленых…

Глава 8

Глава восьмая. Когда сбывается мечта сына шеда

Алп-Барик бар Еремия метался по шатру, как запертый в клетку волк. Хорошо, шатер у него был просторный, шагов десять в поперечнике. Находящийся здесь же Ноам бар Раффа был спокоен. Восседал на подушках, взирал на метания соотечественника с легкой усмешкой. Потом уронил:

— Едут.

Алп-Барик замер. Тоже прислушался, наконец изрек:

— Точно. Скачут.

Постоял немного и тоже уселся на подушки. Принял важный вид. Ноам погладил бороду, скрыв усмешку.

Через некоторое время полог шатра откинулся. Вошел полусотник-муслим. Поклонился. Формально: чуть наклонив голову.

— Привезли? — безуспешно пытаясь скрыть волнение, бросил Алп-Барик.

— Да, хан.

Два стража раздвинули полог пошире, и в шатер, согнувшись, вошел Машег с девушкой на руках. Аккуратно опустил ношу на кошму у входа.

Алп-Барик вскочил, подхватил масляный светильник на бронзовых ножках, подсветил:

— Что с ней⁈

— Грезит. Дралась. Дали маковой настойки, — лаконично ответил Машег.

— Она может, — одобрительно произнес Алп-Барик, жадно разглядывая спящую.

— Эта? Которую ты хотел? — не вставая с места, спросил Ноам.

— Сильно дралась? — Алп-Барик провел пальцами по лицу спящей: по щеке, по губам, по круглому гладкому подбородку…

— Ножом меня ударила, — сказал Машег, продемонстрировав длинный разрез в одежде. — Втроем еле удержали.

— Потерь нет?

Этот вопрос был обращен уже к муслим.

— Нет. Только она и дралась, — гвардеец хакана презрительно искривил губы. — Прочие как увидели сколько нас, сразу наземь повалились.

— С ними что? — уточнил Ноам.

— Как сказано было: кто не сражался, того не трогали.

— Хорошо, — одобрил Ноам.

— Барик, мы свое дело сделали, — вмешался Машег. — Эта женщина твоя. Бери ее хоть прямо сейчас. Вижу: не терпится. Вижу и понимаю: хороша девка.

— Повременю, когда очнется, — Алп-Барик выпрямился, поставил светильник.

— Ты с ней осторожней, — посоветовал Машег. — Острое от нее подальше держи. Не то проткнет тебе что-нибудь… не лишнее, — он показал на прореху, сквозь которую блеснула его кольчуга.

— Справлюсь, — рассеянно произнес Алп-Барик, не сводя глаз с лежавшей. — Люблю таких… Свирепых.

— Люби, — согласился Машег. — А мы с братом поедем. Ноам?

— Поедем, — тархан поднялся. — Бар Еремия?

— Что?

— Расчет.

— А… Да. Покажешь моему беку, — Алп-Барик стянул с пальца один из перстней. — Он отдаст ваше серебро.

— Мы можем и подождать, когда ты в Киев вернешься, — заметил Машег. — В твоем слове сомнений быть не может.

— Я не вернусь, — отрезал Алп-Барик. — Бек знает, где я его буду ждать.

— Это ты верно решил, — одобрил Ноам. — Тогда тебя точно никто не заподозрит.

— Конь мой ссал на подозрения русов, — презрительно бросил Алп-Барик. — Нечего мне делать в вашем Киеве. Я узнал, что хотел, и получил, что хотел!

— Пусть будут прямыми пути праведных на земле, данной Господом! — произнес Ноам, покидая шатер.