Граф Брюс (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

Я хотел создать здесь, в Деносе, хотя бы маленький анклав своего мира, в котором продолжит жить наш язык, наша культура и наша история. Я желал построить новый дом для себя и для тех, кто еще живет на Увядшем Листке. Где ни им, ни мне не пришлось бы делить людей на полезных и тех, чьими чаяниями можно было пренебречь.

Для меня было совершенно ясно, что подобный образ мыслей — идеалистичен. Что картинки, ярко существовавшей в моем разуме, никогда не достичь. Люди моего мира, как и этого, эгоистичны и себялюбивы. Но это же не значило, что стремиться к мечте не стоит, да?

Я много думал об этом. И там, дома, и потом — уже оказавшись здесь. О том, было ли это именно моим желанием? Ведь нас, что Кочевников, что Маяков, так и воспитывают — в кодексе служения своему народу. Мы получаем всё самое лучшее из того, что осталось, будь это еда или знания. А значит, должны вернуть этот займ.

И в конце концов пришел к выводу, что я и сам этого хочу. Да, на той стороне великого Ничто, в умирающем мире, жили и хорошие люди, и плохие. Взять хотя бы мой родной город Ленов! Там, как и здесь, существует коррупция, стремление одних жить за счет других. Там есть убийцы, воры, насильники. Властолюбцы, карьеристы, политики, наконец

Но они — последние жители Листка! С самого начала обреченные на то, чтобы сгинуть! Люди без будущего… Даже не так — люди без права на будущее! Те, кому отказали в возможности нормально жить с самого рождения! Мог ли я хотя бы не попытаться спасти их?

Черт, да даже Уния хотя бы взять! Я был уверен, что он на меня разозлится за этот неудачный перенос в тело собаки. И как же был удивлен, когда понял, что он предпочтет такую жизнь здесь человеческой — там! Для него стать мастифом в Деносе было лучше, чем человеком в нашем родном мире

Я ведь уже успел забыть, каково это… Точнее, даже не осознавал в полной мере. Знал — от нас ничего не скрывали, но сам даже на родине жил лучше, чем девяносто процентов оставшегося населения. А уж когда сюда попал…

Мне ведь повезло. Пусть реципиент оказался беден, но он принадлежал к привилегированному сословию. С ним, даже принимая во внимание юный возраст, считались. Магия, опять же. Я, выходит, получил даже больше того, на что мог рассчитывать при Переходе. А значит, просто обязан вытащить сюда как можно больше своих земляков

— О чем задумались, Брюс?

Из мыслей, которые как-то сами собой пробрались в мою голову после такого удивительного и полного событиями утра, меня вырвал голос заведующего воспитательной частью. Ну да, на урок же я так и не попал, был перехвачен буквально у дверей класса Гром Михалычем, до которого уже дошла информация о драке в фойе. Всегда удивляла это его выборочное всезнание — когда в туалете мещане кого-то из своих морщат, его из кабинета фиг дозовешься. А стоит сделать всё тоже самое прилюдно, да еще и, не дай Спаситель, дворянину, как он, будто охотящийся сокол, срывается из синей выси учительской и камнем падает на жертву.

Вообще-то, звали мужчину Григорием Михайловичем Василевским. Но за невероятные способности выдавать оглушительный рев прозвали Громом. Всякий, кто хоть раз попадал под это его направленное звуковое воздействие, мог подтвердить правдивость прозвища.

— О своем поведении, конечно же, Григорий Михайлович. — ответил я, переключаясь с внутреннего диалога на текущий, в реальности.

Что еще я мог сказать? С Громом лучше не спорить, если уши дороги. И неважно — мещанин ты или представитель дворянского сословия. В школе, в вопросах дисциплины, как он говорил, для него все были равны. Некоторые, правда, поровнее других, но в целом не врал. Детей по-настоящему влиятельных сановников в нашем учебном заведении, перед чьим авторитетом этот цербер мог бы склониться, попросту не было.

— Это правильно, — хмыкнул он. — Только думать об этом нужно было до того, как бить своего одноклассника.

Сам Алалыкин на разборе полетов отсутствовал. По причине нахождения в медицинском кабинете. Хорошо поставленные удары по промежности и челюсти требовали внимания специалиста.

— Была задета моя дворянская честь, — холодно ответил я. — Вы бы предпочли, чтобы мы с ним решили этот вопрос на дуэли? Ко всему прочему, нарушив закон?

Это меня дед еще научил так выкручиваться. Знал, что школа, в которую он меня отправляет, так себе, вот и выдал некоторые напутствия. Например, бить первым, хотя это я и без него прекрасно знал. И давить на оскорбление чести, если до стычки все же дошло. Мол, все равно пропесочат, но с пониманием. Сословные нормы, несмотря на старания нынешнего российского императора, отмирать будут десятилетиями. Если это вообще когда-нибудь случится.

Но самое забавное, что, ответив так завучу, я понял, что сказал чистую правду. Не вжился в роль дворянина — я действительно так думал. Как наследник рода Брюсов, за плечом которого стоят несколько поколений предков. Вероятно, мысли о родном мире и неприятности в этом как-то сдетонировали…

Я — Кочевник. Человек, который должен спасти множество людей. Тот, кто приведет своих людей в новый мир, а после Перехода будет заботиться о вновь прибывших.

Но еще я — граф Брюс. Чьего деда — первого по-настоящему родного человека за много лет! — похитили, а какой-то выскочка-баронет решил язвительно пройтись по уровню достатка моей семьи!

Репутация была важна что для первой моей ипостаси, что для второй. И Кочевник, и граф Брюс никому не позволят наехать и уйти после этого с целым лицом!

— Чем, интересно, она была задета? — голос Гром Михалыча стал вкрадчивым. Я сразу заподозрил подвох. Но врать и молоть ерунду про случайное столкновение на бегу в фойе, закончившееся двумя случайными же ударами, не стал. Завуч лжи терпеть не мог.

— Он назвал меня нищебродом.

— Но ведь не соврал…

Скотина! Как я и говорил, авторитетов для заведующего воспитательной части не было.

— Тем не менее, это оскорбление, — спокойно возразил я. — Сказал такое кто-нибудь из мещан вроде вас, я бы и глазом не моргнул. Но господин Алалыкин — дворянин, и подобное высказывание в его устах крайне аморально. Однако теперь у меня к нему нет претензий.

Василевский только глаза закатил. Типа, как же вы, аристо, задолбали меня своими закидонами! А я лишь плечами пожал — не я придумывал сословное деление. Просто продукт воспитания и царящего в обществе расслоения.

— Неделя дежурств после уроков. В живом уголке, — наконец выдал он заключение. Я было облегченно вздохнул, но Гром Михалыч добил в конце. — Вместе с господином Алалыкиным, у которого к вам нет претензий.

А вот и третья часть «дуэльного кодекса» подоспела. Миша Алалыкин, несмотря на поражение, оказался в достаточной степени благородным.

— Ясно…

— А раз ясно — марш на урок!

Глава 17

Выйдя из кабинета завуча, я быстро добежал до класса, но сразу в него входить не стал. Остановился у окна и пару минут смотрел на улицу. День сегодня был не по-осеннему солнечный и теплый. Листья на деревьях словно соревновались между собой в том, кто даст более удивительный оттенок в спектре от зеленого до красного.

На школьном стадионе — окно как раз выходило на задний двор — шестиклассники (вроде) играли в килу и орали так, что слышно их было даже через тройные стеклопакеты. За школьной территорией, вдоль забора, прогуливались молодые мамочки с колясками, что-то друг с другом обсуждая или пытаясь успокоить разревевшееся чадо.

[Кила — разновидность командного вида спорта, русская игра в мяч, корни которой уходят во времена Новгородской республики]

Еще дальше шумел город — забитые машинами дороги, рев клаксонов и смог. Неслышно порхали над крышами домов дроны-доставщики, пешеходы спешили по своим делам. Миллионы невидимых мною отсюда людей занимались своими делами. Жили. Просто жили.

Нет, я остановился у окна не для того, чтобы привести в порядок мысли после разговора с Гром Михалычем. И не настроится на урок. Просто напомнить себе, что именно для этого я здесь. Чтобы у людей моего мира тоже появилась такая бесценная и совершенно обыденная здесь возможность — просто жить.