Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)
Вот как раз у тех, что на речке были, у кого сестру, у кого дочку и спалили. Судя по уцелевшим, жгли исключительно тех, кто покрасивее и помоложе. Мол, они вводят во искушение, и вообще, греха сосуд.
Я отдала им охотничка, и осталась посмотреть.
— И что?
— И ничего. С выдумками и затеями убивали. — улыбается во все тридцать два, — Аж Живодёра стошнило. Я, правда, не до конца смотрела, но он ещё несколько раз охотников да попов в обоз отводил. Говорил, узнал много нового о боли. Сказал ещё, местные женщины — страшные создания. Хотел ещё парочку себе в помощницы взять, но я сказала, брать — пусть берёт, но платить им из своих будет. Мне и его одного как-то хватает.
— Раз уж о боли речь зашла — иди на площадь, и скажи, пусть сюда сносят раненых. Пока не всех в городе добили, здесь перевязочный пункт будет.
Сама она никуда не пошла. Стала осматривать тяжелораненных. Мне не остаётся ничего другого, как изучать убранство собора. Сейчас тут полно народу, умеющих первую помощь оказывать, куда лучше, чем я.
Убранство же… Прямо скажем, для сердца мира слабовато. Здание большое, но и только. Они кажется, были не уверены в прочности стен, и подпёрли их снаружи большим количеством контрфорсов. Количество массивных столбов и колонн внутри, наводит на мысли, не опасались ли обрушения крыши.
Фрески производят впечатление мазни. О перспективе художники явно не слышали. Цвета яркие, но это и всё, что про росписи можно сказать хорошего. Про объём тоже ничего не известно. Стоят изображённые как столбы, косыми да прямыми крестами расписанные. Руки в молитвенных жестах подняты, или свитки держат. Лица одинаково морщинисто-бородаты, и выражением напоминают снулую рыбу. Хорошо, хоть подписаны, не перепутаешь, а то все на одно лицо, как та рыба из бочек.
Прям перед вратами, где Ярн коней привязывал (их уже вывели), какой-то стол стоит. На нём — массивная книга в золотой с камнями обложке. В центре — одна здоровая бородатая рожа. По углам — ещё четыре, поменьше. Телесные наказания при обучении мастерству запрещены, но, будь я чеканщиком, за такую работу ученика в лучше случае выпорола бы, причём плетьми, а не розгами. А то и вовсе выгнала бы. На заборах рисунки получше видала.
Приглядевшись, поняла — обложка не золото, а позолоченное серебро.
Открываю. Ну, надо же, пергамент лучшей выделки окрашен пурпуром, а написано золотыми чернилами. На первом листе — пространное описание, о дарении этой книги ничтожным рабом божьим… Я так и не научилась полное имя и титул Меча выговаривать, да и ни к чему теперь это. «Дарована книга сия в лето от пришествия Господа четыреста третье, а от сотворения мира в пять тысяч семьсот восемьдесят шестое». В общем, три года назад.
Не сказала бы, что умно готовиться к войне, делая такие подарки храмам. Конечно, если веришь в небесную защиту, то заручиться поддержкой земных служителей господа не помешает.
С другой стороны, книг у них мало, большинство — копии главной святой или её отдельных частей, ну и комментарии всяких отцов церкви разной степени бессмысленности.
Если посчитать, сколько с начала войны я книг видела — получится двести пятьдесят шесть, считая эту. Притом, в замке у меня самой — триста двадцать. У Эрии раз в три больше, в каталоге малой библиотеки Госпожи — десять тысяч семьсот две. Про легендарную столичную библиотеку, спасённую солдатами Кэрдин вообще говорят, полного каталога нет, но по тем, что есть почти три миллиона наименований получаются.
Хм. И некоторые думают, вся мудрость мира способна влезть в одну, пусть и толстую книгу?
— Осень, что ты там разглядываешь? — и смех сразу же, не злобный, а простой человеческий, Динка так смеяться уже не умеет. К сожалению. — Сама могла бы догадаться, в незнакомом месте, она первым делом смотрит книги.
— Ага, — тут же Динка встревает, — как говорится, свинья грязь найдёт.
Не обижаюсь. Она со всеми и всегда груба, остывая от боя. Раз уж Госпожа сегодня в первых рядах была, то что уж про Маленькое Чудовище говорить?
— Что-то всякую грязь последнее время именно ты постоянно находишь, — неожиданно злится Госпожа. Кажется, знает насколько её дочь пристрастилась убивать. Причём, не всегда оправданно.
— Быстро мы сюда прорвались. Думал, они этот собор только так защищать будут. А тут и не было почти никого.
— А тебе не показалось, народ отсюда просто разбегался, побросав всё и вся?
— Было такое.
— Не сообразил, почему?
— Кто их разберёт.
— Тогда почему я именно в это время приказала подорвать подкопы?
Все молчат, включая Динку, только Рэндэрд чему-то ухмыляется.
— Можно?
Устало машет рукой.
— И тут ты первая. Смотри, если неправильно окажется…
Чуть не спросила: «И что будет?» При штурме меня уже не убили.
— В это время важная церковная служба. Все командиры были здесь. Молились о даровании победы. К нашим манёврам и сигналам в это время уже привыкли. Не знали — сегодня не учения.
— Хорошо помолились, — ржёт Динка, — у стен, и правда, вождей почти не было. Зато в городе — как из мешка посыпались.
Госпожа дочери словно не замечает. Поссорились они что ль? Или Динка слишком уж явно что-то нарушила?
— Хоть кто-то из боевого состава доклады разведки читает. А ты, Рэдд, что ржёшь?
— Тоже догадался.
— Трое на всю армию. Небогато.
— Так город-то взяли.
— В непобедимость свою слишком верить стали. Война ещё не кончена. Да и до океана ещё топать и топать.
— А что, туда теперь собираемся?
— Куда же ещё? Новую линию проводить, сидеть да ждать, пока зараза новая заведётся? Нет уж, не хочу больше. Границей теперь берег океана будет. Из моря на нас ещё никто не лез.
— Из-за моря вполне могут. Бородатые такие…
— Тебе что, мирренский наёмник голову проломил, раз ты так их возненавидел?
— К северу от экватора нет никого сильнее нас, к югу — их. Шарик слишком мал для таких зверюг. Нам ещё повезло, мы разделены просто огромными бесплодными землями. Это только кажется, большую армию нельзя перевезти по морю. Ещё как можно! Особенно на наших кораблях.
Да и мёртвые земли только считаются непроходимыми. Рано или поздно кто-нибудь попытается.
Тебе ли не знать, как может повезти смелому? Тебе ли не знать, из какой ничтожной горошины может разрастись смертельная опухоль? На наших берегах уже есть зародыши этих опухолей. Их выжечь надо!
В такие моменты понимаешь, почему генерала раньше звали Четвёртым Змеем. Только моменты такие с каждым днём всё реже и реже.
— Займёшься? — безо всякого выражения интересуется Госпожа.
— Хоть сейчас готов ехать!
— И ничего, что мы от побережья в сотнях переходов?
— Давно сводки с побережья читала? Про посольство забыла? Они не напали, только испугавшись силы охраны. Будь нас тогда меньше, они имели все шансы захватить разом всех.
— Ага. Имели. Только ты позабыл, меня звать не как императора из древних легенд, что пришельцев из-за моря без оружия и армии встречать вышел, — первый про такое слышу, хотя историю знаю неплохо, — да и посол не слышал, если и слыхал эту легенду, понял, что я в её участники не собираюсь. Хотя, схожие обстоятельства порождают схожие действия у людей определённого склада. Думаешь, я тех старых книг, что ты Кэр пересказывать вздумал, не читала? Только вот не думала, что мама их тебе показывала.
Генерал, из тех людей, кто совсем не умеет лицом управлять. Не знаю, как Госпожа, потом сказать надо не забыть, а я заметила. Рэндэрду от упоминания легенды стало страшно. Вот только почему?
— Императора не Атаульпа, случайно звали?
— Нет, по другому как-то, — и госпожа словно не просто так эту легенду вспомнила.
— А посол не Писсаро звался?
— Вообще не помню.
Не знаю, кто как, но я поняла — кто бы ни были эти Атаульпа и Писсаро, генерал знает про них вовсе не из книг Чёрной Змеи.
— Так мне ехать? С какими силами? Или собрать на месте?
Ждёт он ответа «да», очень давно ждёт. Переживает, никто вокруг не видит опасность очевидную ему.
— Через дочь не получилось, так прямо на меня пошёл… Дин, только не притворяйся, сама ты до погрома мирренов в жизни бы не додумалась. Думаешь, не знаю, как ты вокруг Рэдда крутилась?
Динка воинственно выдвигается вперёд. Она обожает спорить, без разницы, права или не права. Тут ещё Верховный впервые за несколько дней, на неё внимание обратил. Маленькое Чудовище недовольно. И тем, что не замечали, и тем, из-за чего, наконец, вспомнили.
Я их достаточно знаю. У Старшей Змеи в глазах огоньки весёлые, а вот у Младшей — злые.
Вбегает один из младших телохранителей Верховного.
— Сюда казначей скачет.
— Она-то что здесь забыла? Тут по её части мало что есть… Эй, вы все, станьте так, чтобы от дверей меня было не видно.
