Октавиан Стампас - Древо Жизора (Тамплиеры - 4)
Через полторы недели войско Ричарда вышло к развалинам Аскалона, за которыми открывался черный простор Средиземного моря - невиданная буря бушевала здесь, вздымая гигантские волны и ударяя их с ревом о берег. Не мешкая, Ричард приказал начать восстановление, города, в свое время принесшего немало славы крестоносцам. И работа закипела. Словно свежий дух вселился в короля Англии, словно буря, увиденная им, смыла следы неудач - он был весел и бодр, как в первые дни крестового похода, он пел свои старые кансоны и сочинял новые, и звук его дивного голоса приободрял работающих. Мало-помалу развалины превращались в заново возведенные строения, крепость обретала свой прежний грозный вид. "Невеста Сирии вновь готовится замуж..." - так начиналась одна из новых кансон Ричарда, которую все так полюбили, что ее можно было слышать повсюду. Жан де Жизор однажды поймал себя на том, что тоже напевает ее себе под нос. Он тотчас злобно сплюнул и пробормотал:
- Проклятье!.. Чему он так радуется?.. Ему и впрямь было мучительно неясно, откуда взялось в Ричарде новое веселье, а главное - почему Ричард, которого преследуют неудачи, не унывает, а он, Жан де Жизор, великий навигатор и тайный рулевой мира, чьи замыслы и планы неизменно сбываются, не может обнаружить в своей душе хотя бы искорки радости. Самым ужасным для Жана было то, что он отчетливо понимал - радость и злорадство противоположны друг другу и ничего общего друг с другом не имеют, хотя и похожи по звучанию. Ему и хотелось бы, возможно, научиться так же точно радоваться, как Ричард, но оставалось довольствоваться лишь умножением злорадства, когда в Аскалон пришли очередные горестные вести из Аккры, где вспыхнула междоусобица между поддерживающими Ричарда и Гюи пизанцами и генуэзцами, стоящими на стороне Конрада Монферратского и крестоносцев-французов. Конрад решил полностью присвоить себе главное завоевание похода, и Ричард никак не мог стерпеть это. Он приказал оставить работы и готовиться к немедленному выступлению. Отмахав тридцать пять лье вдоль побережья, армия вступила в Сен-Жан-д'Акр в тот самый момент, когда назрело решительное кровопролитие. Появление Ричарда резко уменьшило пыл и генуэзцев, и ливанцев. Тотчас собрался совет всех вождей, на котором встал вопрос окончательного разрешения спора о судьбе Иерусалимской короны.
Весть о том, что Конрад Монферратский избран новым королем Иерусалима, застала Саладина как раз в Иерусалиме, уже давно не принадлежащем Иерусалимским королям. Султан давно мечтал провести здесь весну и, в конце концов, посмотреть на знаменитый Огнь Господень, в чудесные свойства которого он не верил и посему желал разгадать, как именно совершается сей фокус. До праздника Пасхи оставалось несколько недель, и первые паломники, стремящиеся отметить Воскресение Христово именно в Святом Граде, только-только начали стекаться сюда.
Выслушав подробное донесение везиря Музгар-Али, Саладин вскинул брови:
- Неужто Мелек-Риджард не воспротивился подобному решению? Я удивлен. По сути, уступив корону Конраду, он признал его первенство среди всего воинства крестоносцев. Это невероятно!
- Мало того, - изображая на своем лице равное удивление, произнес Музгар-Али, - говорят, что Мелек-Риджард сам голосовал за подобное решение. Видимо, все дело в том, что он получил новые неприятные известия из своего королевства, где против него выступил его родной брат, поддерживающий короля Франции. Естественно, его теперь тянет на родину, дабы навести там порядок.
- Что ж, - почесывая переносицу, задумчиво промолвил Саладин, - во всем есть свои плюсы и свои минусы. Если Мелек-Риджард исчезнет, нам будет гораздо легче справиться с гяурами. Хотя, о Аллах! - какая скука наступит! Честно признаюсь, я всю жизнь мечтал бы воевать с этим рыжим королем.
- Всевидец многомилостив, - любезно улыбнулся Музгар-Али, - и непременно пошлет вам нового достойного врага.
- Будем надеяться, - грустно кивнул Саладин. - Но у меня какое-то нехорошее предчувствие, что как только из моей жизни исчезнет Мелек-Риджард... Впрочем, должно быть, это пустое. Однако, избрание Конрада новым королем Иерусалима не сулит нам ничего хорошего. В отличие от слабосильного Гюи, этот король по-настоящему захочет вернуть себе свое королевство. Не люблю Конрада; и не жду от него никаких удовольствий змеиный расчет, коварство и никакого блеска.
- Дозвольте, о повелитель, осмелиться произнести одно слово, столь неприятное вашему слуху, - робко промолвил везирь.
- Какое еще? А, догадываюсь. Можешь не произносить. Так чего хотят эти выродки?
- Не перестаю удивляться прозорливости величайшего из султанов! засверкал глазами Музгар-Али. - Три дня назад в Эль-Коде прибыл фидаин из Алейка для переговоров с вами. Он обещает устранить столь противного вам Конрада и просит за это вполне сносную плату. Если вы позволите, я назову эту сумму.
- И слышать об этом не желаю, - махнул рукой Саладин. Он нахмурился, затем лицо его прояснилось и снова сделалось моложавым - в свои пятьдесят четыре султан выглядел на сорок с небольшим. - К тому же, какая к черту плата! Верблюжьему хвосту ясно, что этим мерзавцам-ассасинам Конрад более, чем кому-либо, стоит поперек глотки. Они так и так постараются прикончить его. А тут еще и с нас заодно решили содрать денежки. Вот хитрецы-то! Вся их хитрость как на ладони. Что, разве я не прав?
- Как всегда, правы. О небо, пошли долгих лет жизни великому Салах-ад-Дину! Да не иссякнет мудрость его!.. Но, быть может, стоило бы хотя бы намекнуть фидаину из Алейка, что великий султан одобряет действия шах-аль-джабаля Синана?
- Ты начинаешь раздражать меня, везирь! Я не только не одобряю действий этого старого шарлатана, но от всей души желал бы ему и его людям поскорее отправиться в джаханнам, где их переоденут из белых одежд в одеяния из смолы. Я не хочу больше слышать о них, и постарайся, чтобы упомянутый фидаин поскорее покинул Эль-Коде.
На другой день после этого разговора Саладин получил новые вести из Аккры - все воинство крестоносцев начало усиленную подготовку к решительному походу на Иерусалим, а Конрад и Ричард горят желанием присутствовать при явлении Святого Огня в отвоеванном ими Гробе Господнем. "Не бывать этому!" твердо решил султан и принялся укреплять городские стены и устанавливать сильные заставы на дальних подступах к городу. Он отдал приказ нескольким своим полководцам привести под стены Эль-Кодса войска, разбросанные по Идумее, Самарии, Аджлуну и Эль-Аммону. Мечта о том, чтобы повторить триумф Хиттина, все ярче разгоралась в душе доблестного султана.
Тем временем приближалась Пасха, и уже наступила Страстная седмица. Глубокое разочарование постигло Саладина, когда он понял, что Ричард и Конрад так и не решились идти стремительной лавиной, дабы завоевать Иерусалим перед Великой Субботой. Сомнение в истинности знаменитого Огня еще больше запало в его душу, а вместе с сомнением закралась мысль о том, что надо раз и навсегда разоблачить сей фокус, ежегодно устраиваемый назарянами, и тем самым доказать, что Иса ибн-Юсеф не был Сыном Божиим, как уверяют неверные, а явился в мир в качестве одного из величайших пророков и предтечи Мохаммеда. В Страстную Пятницу утром весь храм Гроба Господня был очищен от паломников, коих грубо выталкивали и даже били палками, если они не желали покидать место своего паломничества. Кувуклия и ее преддверие были тщательно осмотрены на предмет того, нет ли там каких-либо хитроумных приспособлений для возжигания пламени. Ничего такого там не оказалось, и даже вату и пучки соломы, которые обычно заранее раскладываются на ложе Гроба, верующие пока еще не успели разложить. Приняв все меры предосторожности и убедившись, что храм пуст, Саладин приказал закрыть двери храма и строго сторожить их до самого полудня Великой Субботы. Вечером того же дня сам Иерусалимский Патриарх явился к султану с просьбой отменить все его приказы и разрешить христианам как обычно приготовиться к приятию Святого Огня.
