Андрей Саломатов - Проделки Джинна (авторский сборник)
— А чем я–то тебе могу помочь? — спросил Анабеев. — Ну что, денег тебе дать? Так ты тут же их пропьешь.
— Да уйди ты, сволочь, — крикнула Люся. — Подавись своими деньгами. Иди отсюда.
Анабеев посмотрел на часы, открыл дверь и на прощанье сказал: — Во всяком случае запомни: скажешь — убью!
Анабеев вышел на улицу и попытался прикурить сигарету. Ветер задувал огонь, и Анабеев вошел в подъезд соседнего дома. У самой двери он посмотрел назад и увидел, как что–то вроде собаки мелькнуло в соседних кустах. Анабеев вздрогнул, бросил сигарету и быстро зашагал домой.
Я дарю тебе жизнь
Видно было, что город покинули давно. Многие здания этого города были выстроены из больших каменных плит. Глубина оконных проемов свидетельствовала о необычайной толщине и прочности стен. Из щелей между камнями пучками росла трава, а кое–где виднелись чахлые кривые деревца. Широкие улицы города также заросли травой и кустарником, и на булыжниках, служивших когда–то мостовой, грелись мелкие зверушки.
Внезапно Гавличек остановился как вкопанный, а затем подозвал к себе Захарова. Прямо под домом в траве лежал человеческий скелет, едва прикрытый бурыми лохмотьями. Череп убитого был сильно поврежден у виска.
— Вот и первый житель Фе, — мрачно проговорил Гавличек. Присев на корточки, он принялся разглядывать пролом в черепе. — Ничего ударчик, наповал.
Заметив что–то в остатках одежды, Захаров нагнулся и поднял два тяжелых металлических цилиндрика.
— Похожи на пули, — сказал он. — Скорее всего, ружейные. Хотел бы я посмотреть, что у них за пушки.
Гавличек взял один из цилиндриков и подкинул его на ладони. В этот момент где–то рядом грохнуло, и в стену рядом с Захаровым что–то ударило. Брызнули осколки камня, в траву упала расплющенная пуля.
— Шлем, — тихо проговорил Захаров, но Гавличек уже сообразил, в чем дело. Оба разведчика надели шлемы и быстро осмотрелись. В одном из пустых оконных проемов на противоположной стороне улицы они заметили вспышку, и сразу же послышался выстрел. Пуля больно ударила Захарова в грудь и, расплющившись, отскочила в траву.
— Ну, вот и второй фенянин, — сказал Гавличек и, махнув рукой, бросился к дому.
Захаров догнал напарника на противоположной стороне. Вбежав в дом, разведчики принялись искать лестницу. Длинный коридор закончился просторной площадкой, откуда и начинались ступеньки.
Огромными прыжками длинноногий Гавличек одолел первый пролет и посмотрел наверх. Метрах в десяти над ним стоял молодой человек и целился ему в голову. Затем раздался еще один выстрел, и пуля, ударившись о шлем, отлетела в сторону.
Отшвырнув ружье, стрелявший исчез в дверях, но разведчики быстро догнали его и прижали к стене.
— Зачем ты стрелял в нас? — спокойно спросил Гавличек. Вдвоем им не стоило особого труда удерживать низкорослого фенянина. Не имея возможности даже шевельнуть рукой, молодой человек лишь злобно вращал глазами и скалил зубы.
— Может, ты все же скажешь, зачем стрелял? — повторил вопрос Захаров.
— Убивайте, чего вы ждете! — ломающимся голосом крикнул фенянин.
— Мы не собираемся тебя убивать. Твоя жизнь нам не нужна, — ответил Захаров. — А вот ты, кажется, за нами охотился. Зачем?
Опустив голову, фенянин тихо пробормотал ругательство и замолчал.
— Если не хочешь говорить, нам придется взять тебя с собой. — Захаров выключил автопереводчик и обратился к напарнику: — Давай–ка его в катер. Ему надо успокоиться. Сейчас он может только кусаться.
Двухметровый Гавличек легко взвалил на себя мелкого фенянина, и разведчики пустились в обратный путь.
На площадке Захаров подобрал брошенное фенянином ружье.
— Пищаль, — со знанием дела сообщил он напарнику. — Во всяком случае, очень похоже. Было бы смешно, если бы из этого шланга кого–нибудь из нас уложили.
Гавличек молча нес свою ношу. Фенянин не сопротивлялся. Он лежал на плече у землянина и, закрыв глаза, покачивался в такт шагам.
Возле катера Гавличек поставил пленника на ноги и откинул шлем за спину. Затем он включил автопереводчик и, отдуваясь, предупредил:
— Не советую убегать. Я бегаю лучше.
Захаров хлопнул молодого человека по плечу, и тот испуганно обернулся.
— Не бойся. Полезай в машину. Там удобнее беседовать.
Разговор с фенянином не дал разведчикам никаких результатов. Он все время молчал и лишь на закате, посмотрев на солнце, молитвенно произнес:
— Спасибо, Харелл.
— Харелл — это солнце? — поинтересовался Гавличек. Абориген равнодушно посмотрел на разведчика и ничего не ответил.
— Ну что с ним делать? — раздраженно спросил Гавличек. — Давай наваляем ему, и пусть идет. Не с собой же его таскать.
— Отпускай, — согласился Захаров. — Ружье мы отобрали. Пусть идет. Распахнув дверцу, он ткнул пальцем в темноту и обратился к фенянину: Иди, ты свободен.
Абориген затравленно посмотрел вначале на одного разведчика, потом на другого и процедил:
— Не пойду.
— Фьють, — свистнул Гавличек. — Вот это номер. Он не пойдет. А тебя и спрашивать никто не будет. Выкинем — и будь здоров.
Вцепившись в кресло, фенянин уперся ногами в стенку и громко повторил:
— Не пойду, меня убьют.
— Это другой разговор, — удовлетворенно проговорил Захаров. Он закрыл дверцу и подвинулся поближе к аборигену. — Кто тебя убьет?
Расскажи, не бойся.
— Или убирайся к чертовой матери, — рявкнул на него Гавличек.
— Не пойду! — закричал фенянин. — Я не знаю, кто убьет! Кто первым увидит, тот и убьет!
— У вас что, гражданская война? — спросил Захаров, но абориген снова замолчал.
— Ладно, пусть переночует, — проворчал Гавличек. — А утром иди куда хочешь. Нам некогда с тобой нянчиться. Только смотри, не вздумай ночью напасть на нас. Бесполезно.
— Не буду, — угрюмо ответил фенянин.
Проснувшись, Захаров приподнялся и посмотрел на заднее сиденье.
Фенянин еще спал. Гавличек открыл глаза и откинул шлем.
— Фу, как неприятно спать в шлеме, — пробормотал он и зевнул. — Всю ночь снилась какая–то гадость. — Он брызнул в рот зубным шампунем и, открыв дверь, сплюнул на траву. — Буди этого обормота, — сказал он Захарову и вышел из катера.
Фенянин поднялся сам. Как и вечером, он посмотрел на солнце, сказал «Спасибо, Харелл» и, с опаской поглядывая на Захарова, вышел из машины.
— Я пойду? — мрачно спросил он у Гавличека.
— Иди, — равнодушно ответил тот.
— Можно я возьму свое ружье? Я больше никогда не буду стрелять в вас, стараясь не смотреть на разведчиков, попросил он.