Андрей Саломатов - Проделки Джинна (авторский сборник)
— Иди, — равнодушно ответил тот.
— Можно я возьму свое ружье? Я больше никогда не буду стрелять в вас, стараясь не смотреть на разведчиков, попросил он.
— Нельзя, — грубо ответил Гавличек. — И смотри, еще раз поймаем с пушкой, я тебе уши оборву. Понял?
— Мне нельзя без ружья, — с ужасом в глазах проговорил фенянин.
— Где я достану другое? Меня подстрелит любой мальчишка.
— У вас что, у каждого мальчишки есть ружье? — спросил Захаров.
— Да, — ответил молодой человек. — У нас нельзя без оружия.
— Тогда ответь ты нам, черт тебя раздери, что у вас происходит?!
— сказал Гавличек. — Война? Вендетта? Или что–нибудь еще? Почему вы охотитесь друг на друга?
— Мы хотим жить, — ответил фенянин.
— Интересно, — озадаченно проговорил Захаров. — Разве для того, чтобы жить, надо убивать друг друга?
— Человеческий век короток, а мы хотим жить долго, — загадочно ответил фенянин.
— Так вы потому и живете недолго, что уничтожаете друг друга, воскликнул Захаров. — Галиматья какая–то! Как ему втолковать?
— Не надо ему ничего втолковывать, — ответил Гавличек. — Пусть забирает свое ружье и проваливает.
— М–да… — Захаров в задумчивости поскреб небритый подбородок и, отключив автопереводчик, сказал: — Он же сейчас пойдет и кого–нибудь шлепнет.
— Ну, а так шлепнут его, — ответил Гавличек и рявкнул на фенянина: Бери ружье и марш отсюда!
Абориген мышью нырнул в катер, схватил оружие, прижал его к груди и, все время оборачиваясь, побежал к домам.
— Постарайся больше никого не убивать, — вдогонку ему крикнул Захаров.
— Так он тебя и послушал, — усмехнулся Гавличек. — Надо отыскать кого–нибудь поумнее и посговорчивей. Кажется, вон там, — Гавличек показал на север, — есть какое–то селение. Надо бы познакомиться с семьей фенян. Женщины, надеюсь, здесь есть? Или дети. Должен же кто–то проболтаться.
— На войну не похоже, — сказал Захаров. — Хотя война войне рознь. Они всякие бывают.
— Садись, поехали, — забираясь в катер, сказал Гавличек. — Может, и война. Разберемся. Любая война бывает понятна только тем, кто воюет. Для остальных она — бессмыслица.
Закрыв за собой дверь, Захаров устроился на водительском сиденье и включил двигатель. Катер бесшумно тронулся и, быстро набирая скорость, полетел над самой землей.
— Красивая планета, — разглядывая диковатые пейзажи, проговорил Захаров. — И город красивый. Похоже на наше средневековье. Ну, вот и приехали, — сказал он и выключил двигатель. Катер плавно заскользил по земле и становился у стены небольшой, но внушительной крепости.
Сразу за стеной из необработанного камня начинался густой лес.
Оттуда тянуло теплой сыростью и вполне земной хвоей.
— Курорт, — пошутил Захаров, выбираясь из катера.
— Посмотрим, — с сомнением ответил Гавличек, на глаз прикидывая высоту стены. — Как ты думаешь, нас уже ждут?
— Не знаю, — легкомысленно ответил Захаров. — Если заметили, то ждут.
— Сейчас как дадут залп из сотни стволов, потом полдня сидеть в примочках. Может, махнем через стену?
— Не надо, подумают что–нибудь не то, — ответил Захаров. — Пойдем, поищем ворота.
Разведчики прошли вдоль стены, свернули налево и через двадцать метров остановились у невысокой бревенчатой двери. Она оказалась заперта, и Гавличек зычно позвал:
— Эй, есть кто дома?!
Прямо над головой у землян два раза подряд грохнуло, и Захаров рассмеялся.
— В шлем–то лучше.
— Эй, вы, — крикнул Гавличек, задрав голову. — Перестаньте стрелять, а то мы разнесем ваш паршивый бастион по камешку.
— Не стреляйте, — вторил ему Захаров. — Мы не сделаем вам ничего плохого.
— Их это не волнует, — проговорил Гавличек. — Они стреляют не потому, что боятся тебя. Ты им не нравишься.
— Выходите, поговорим, — снова крикнул Захаров. Разведчики отошли от стены метров на пять. Над стеной торчали две лохматые головы и два ружейных ствола.
— Чего вам надо? — громко спросил один из аборигенов.
— Вначале уберите ружья, — ответил ему Гавличек. — Пули нас не берут.
— Видели, — ответил тот же фенянин.
— А если видели, какого черта держишь нас под прицелом? Я не могу разговаривать с человеком, который метится в меня из ружья.
Меня это раздражает.
Немного посовещавшись, феняне отложили ружья.
— Так–то лучше, — удовлетворился Гавличек. — Мы хотим задать вам несколько вопросов.
— Задавайте, — ответил фенянин.
— Во–первых, — опередил своего напарника Захаров, — почему вы в нас стреляли?
— Мы не знаем, кто вы такие, — сказал абориген.
— Во–первых, может, вы все–таки спуститесь, — миролюбиво сказал Гавличек. — У нас нет оружия. Неловко как–то разговаривать, задрав голову.
— Такому, как ты, чтобы убить человека, и оружия не надо, — сказал тот же фенянин.
— Ладно, — сдался Гавличек. — Тогда скажите, где мы можем увидеть кого–нибудь из представителей власти? Кто у вас здесь — губернатор, король или президент?
— У нас нет короля, — ответил фенянин. — Последнего убили лет сорок назад. Больше никто не хочет управлять страной. Каждый сам себе хозяин.
— А что здесь происходит, можно узнать? — спросил Захаров.
— Ничего не происходит. Живем себе. Хлеб растим, детей растим, Богу молимся.
— Может, подскажете, где найти священника? — попросил Гавличек.
Аборигены на некоторое время скрылись за стеной. Разведчики уже подумали было, что разговор окончен, но над стеной снова возникла голова фенянина, и он спросил:
— Вам нужен жрец?
— Да, — обрадовался Захаров. — Самый старший жрец. Мы не сделаем ему ничего плохого, у нас нет оружия. Ты же видишь, мы пришли с миром.
Феняне снова скрылись, а через минуту один из них крикнул:
— В городе. В центральном соборе.
— Наконец хоть что–то, — покачал головой Гавличек.
— Поехали. — Захаров откинул шлем и пошел к катеру.
— Надень, — попросил его Гавличек и добавил: — Пижон.
Город оказался не таким уж и маленьким. Повиснув в двухстах метрах от земли, разведчики насчитали только в центре шесть зданий, похожих на собор. И это не считая нескольких десятков прилегающих к центру и на окраинах.
— Если главный, значит, один из этих шести, — сказал Гавличек. — Какой — внизу разберемся.
Катер спикировал вниз и приземлился на круглой площади в десятке метров от величавого здания, похожего на гигантский усеченный конус.
Стрельчатые окна здания напоминали бойницы, литые чугунные двери были такими массивными, что могли выдержать долгую осаду, и в то же время представляли собой настоящее произведение искусства.
