Джеймс Блэйлок - Бумажный грааль
– Он же клейщик! – воскликнул Говард. – Помнишь, что я тебе говорил?
– Ага. Но о таком я даже не догадывалась. Я знаю, что в первый раз он попал в больницу, когда на него накатило и он начал лихорадочно наклеивать все и вся, но даже не думала, что он еще продолжает.
– Довольно распространенное явление в этих местах, а?
– Спроси у папы. У него где-то есть собственная машина, над которой он трудится или трудился. Правда, я не знаю, где она. Он об этом молчит. Наверное, это как алкоголь. У одних зависимость легче, у других тяжелее. Одни клеят на людях, другие втайне.
– Дядюшка Рой – тайный клейщик.
– Думаю, это как-то связано с общением с Грэхмом.
– И вот с этим, наверное. – Говард помахал медным футляром.
– Отец называет это «комплексом Шалтай-Болтая», желание все время склеивать, собирать, восстанавливать.
– Если уж на то пошло, – сказал Говард, – это ты склеила разбитого Шалтай-Болтая тети Эдиты?
– Ага. Лучше пусть будет целым.
– А у тебя не запрятан где-нибудь оклеенный автомобиль, а? Покрытый рыбками-оригами или еще чем-то таким?
– Целый автопарк. Я их в Уиллисе держу. Езжу туда тайком с миссис Девентер. А что будет, если мы повернем заводную ручку?
– Может, звездолет улетит?
– Куда? Ты хоть понимаешь, что свое хитроумное устройство он построил в подвале? Если бы оно летало, ездило или вообще двигалось, он не смог бы его отсюда вытащить.
– Он не хочет, – сказал Говард. – Ему важен процесс склеивания. Не бойся, поверни ручку.
– Лучше ты.
– Помнишь, как ты звонила после своего сна? В китайскую прачечную? Как ты повесила трубку, не узнав, что означает сон? Вот тебе второй шанс. Сейчас ты все можешь наверстать, проиграть судьбу заново.
Над этим Сильвия на минуту задумалась, потом, пожав плечами, сделала большие глаза и дважды повернула ручку.
Механизм был тутой, и поворачивать ей пришлось обеими руками. Тут же послышалось звяканье десятков крохотных жестяных колокольчиков и жужжание крохотных пропеллеров. Существа на велосипедах яростно закрутили педали: передние колеса вращались, а задние остались недвижимы, приклеенные к кузову машины. Загудели и завращали колесами поезда, цирковые звери забили в барабаны и цимбалы, а Шалтай-Болтай замахал своей палочкой, управляя музыкой бурлящей массы игрушек. Раздалось гудение, похожее на то, с каким начинает вертеться вентилятор, и вся пластина вместе с машиной поднялась на три-четыре дюйма от пола. Из-под нее вырвался порыв ветра, на полминуты взлохмативший им волосы, а потом завод у игрушек кончился, они остановились, и весь корабль с глухим стуком опустился на пол.
– Ну и ну! – сказал Говард. – Надо же! Заводная летающая тарелка. Джиммерс гений.
– Неописуемо! Сколько, по-твоему, он ее строил?
– Бог весть. Один человек вырезал цепочку из зубочистки. Я как-то видел ее в музее «Нотт-Берри-Фарм», на витрине с миниатюрами. Ему потребовалось много лет, и, вырезая ее, он ослеп.
– А к тарелке это какое имеет отношение?
– Никакого. – сказал Говард. – Но я восхищаюсь такими никчемными проектами – когда люди что-то делают лишь ради того, чтобы делать.
Сильвия кивнула.
– По-моему, ей место в музее. Дети с ума по ней будут сходить.
– Представь себе, каково бы это было на ней полетать, – сказал Говард. – Завести ее и въехать в Форт-Брэгг часиков в восемь утра, а на голове у тебя шляпа из фольги. А остальное здесь что?
Говард обвел рукой комнату, указывая на горы труб и стопы металлических листов. Он положил футляр и трость на верстак, а потом вытянул из ящика свернутый чертеж, почти рассчитывая найти планы летающей тарелки. Но нашел он чертеж машины привидений в уменьшенном масштабе, рисунок был испещрен символами и нечитабельными заметками, назначения которых он не понял.
– Ага! – Он поднял чертеж повыше, показывая Сильвии. Она всматривалась, пока не поняла, что перед ней, потом пожала плечами.
– На самом деле это ничего не меняет. Какая разница, откуда взялась чертова штуковина? Кто-то должен был ее построить. Ты что, правда ожидал, что она генерирует привидения?
– Не знаю, – протянул Говард. – Если честно, то да. Если бы ты спросила три дня назад, я бы над такой мыслью посмеялся. Теперь не смеюсь.
– Вот и хорошо. Не смейся. Подумай, кто на всем белом свете мог бы построить машину, которая генерирует привидения? Мистер Джиммерс, так ведь? Ты относишься к ней скептически только потому, что он построил ее в подвале на побережье. Если бы ты считал, что ей сто лет, ты бы уже наполовину в нее поверил. По-моему, это ничего не меняет. А кроме того, откуда ты знаешь, кто это начертил? На мой взгляд, чертежи старые.
Говард пожал плечами.
– Не знаю. Интересно, что тут еще есть?
– Думаю, нам лучше не трогать вещей мистера Джиммер-са. Уже почти шесть. Будь мы умнее, мы бы стали искать выход. Такое ощущение, что нам не следует это трогать. Оно же скрыто ото всех, спрятано глубоко внизу. Мы копаемся в последних тридцати годах жизни мистера Джиммерса. Мне не следовало заводить летающую тарелку.
– По всей видимости, вреда это не принесло. И если бы ты ее не завела, я бы завел.
– Пошли отсюда, – сказала она, отталкиваясь от верстака.
Свернув чертеж, Говард затолкал его назад в ящик и забрал с верстака палку и медный футляр. За дверью оказались снова ступеньки и снова комната – фонарик осветил спальню с одиноким придвинутым к стене стулом. Тут был стол с лампой и электроплиткой, над ним – открытые полки, заставленные книгами, банками армейской тушенки, мамалыги и «Постума». Водопроводный кран торчал прямо из бетонной стены. Маленькая дверца вела в туалет, а в противоположной стене была вторая: тяжелая, плотно закрытая и похожая на ту, которая вела в шкаф на чердаке.
– Вот оно, – сказал Говард, толкая дверь.
За ней лежал темный коридор. С другой стороны двери ручки не было. Ясно одно: выйти через нее можно, а вот попасть внутрь – нет.
– Нам нужно что-нибудь, чем ее заклинить, – сказал он. – Кто знает, куда она ведет. Но идти, думаю, недалеко. Посвети туда.
Перед ними открылся туннель, укрепленный старыми железнодорожными шпалами, – такие бывают в шахтах. Туннель полого поднимался вверх.
– Постой-ка, – сказал вдруг Говард. – Посвети на полки. Он вернулся в комнату и, взяв с полки банку тушенки, положил ее на пороге, а потом отпустил дверь. Они медленно пробирались по новому тайному ходу, пока через двести футов кромешной тьмы снова не вышли к двери, на сей раз запертой толстенной палкой, заложенной в прорези на косяках. Гигантская пружина гаражных ворот одним концом крепилась к двери, а другим к столбику у стены.
Говард вытащил из пазов длинный засов и вставил его вертикально в подрагивающий зажим, точно придавил пружину в мышеловке, потом осторожно налег всем телом на дверь и даже приоткрыл ее на несколько дюймов, но тут она застряла, натолкнувшись, судя по звуку, на сухие листья и хворост. На них пахнуло свежестью, запахом океана, пиний и эвкалиптов.
