Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
В скудно освещенном двумя факелами зале, строго по центру стоял металлический стул. Точнее, даже трон — неудобный, прямоугольный, с высокой и бестолковой спинкой, сплошь украшенной резьбой по металлу. Трон пустовал. Но люди в комнате все же имелись.
Один висел в кандалах. С двух сторон комнаты к ним тянулись толстые веревки, поэтому казалось, что пленник завис в воздухе, ни к чему не прикрепленный. И в настолько избитом состоянии, что напоминал кусок освежеванного мяса. Несчастного раздели до пояса, но это было излишне — в его положении было уже абсолютно наплевать, одет он или нет. Браслеты впились в плоть чуть ли не до кости, все лицо представляло собой огромный, сочащийся кровью синяк. Ноги бессильно подогнуты, голова запрокинута назад. На груди и спине — и вовсе какофония ран, ссадин, рубцов и синяков. В паре мест кожа пластами отделилась от тела, обнажив кровящие мышцы.
Рядом с жертвой стоял палач. Какая-то странная, немного сутулая фигура с мертвенно-бледной, почти серой кожей держала в руках старинный кистень, взвешивая его в руке и высматривая, куда бы еще ее приложить к пленнику.
Возможно, Флавий и оставил бы господ беседовать с глазу на глаз, но тут взгляд нгулу наткнулся на ворох тряпья неподалеку от металлического трона. Механическое сердце нгулу дернулось и забило барабанную дробь — Флавий узнал пижонский колет и широкополую красную шляпу Мариуса. По-видимому, где-то рядом должен быть и плащ.
Не думая, Флавий рванул дверь и буквально швырнул себя на серого урода с кистенем в руках. Кровожадно щелкнул, вырываясь в бой, верный автоклинок лучшего в мире нгулу.
Палач изумленно обернулся в сторону мужчины с сияющими голубым светом глазами и поднял оружие, защищаясь. Но это было последнее, что он успел сделать в этой жизни. Флавий, повинуясь какому-то наитию, не стал устраивать показательный бой и одним движением руки снес сутулому господину башку.
Мариус услышал стук падающей на пол головы и поднял взгляд.
− О, мой друг, − захрипел круд. − Я очень тебе рад. Дай крови…
Это все, что успел сказать изуродованный до неузнаваемости вампир, прежде чем снова повиснуть на веревках. С ними Флавий разделался тем же автоклинком, а браслеты просто топтал ногой, пока не лопнут. Поднял окровавленное тело Мариуса (круд оказался совсем легеньким) и перенес к подножию трона. Там холодный камень пола покрывал небольшой, но все же плотный половичок.
− Мариус, дружище, ну давай же…
Флавий похлопал вампира по щекам. Никакой реакции, лишь разлетелись в стороны кровавые брызги.
− Очнись, вампирская рожа! Тебя же так просто не возьмешь!
Круд приоткрыл один глаз и повторил:
− Крови…
Римлянин без колебаний вскрыл бы себе вену, но его кровь, как он подозревал, кровососущему круду придется не по вкусу. Может быть, выжать до последней капли палача? Но и здесь ждало разочарование — к величайшему изумлению Флавия обрубленная шея сутулого инквизитора не проронила ни капельки красной жидкости. Срез был испещрен сотнями черных точек — и только.
Тем не менее, крови-то хватало! Пол ею просто залит. Такое ощущение, что ее тут выплеснули целое озеро. Флавий проследил за чьими-то следами, хорошо отпечатавшимися на полу, и добрался до укромного уголка зала. Там, за невысоким буртиком, виднелась дырка в камне. Квадратная, фута два шириной. Рядом с дыркой ведро, к нему примотана красная веревка. Приглядевшись, Флавий понял, что веревка-то обычная, просто она до предела пропитана кровью. На дне ведра также оставалась алая влага.
Флавий опустил ведро в дыру. Раздался плеск как в колодце. Дождался, пока ведро наберет жидкости (уже подозревал какой), и вытянул вверх. Оставалось напоить круда.
А говорили-то, говорили-то, будто бабушкины сказки врут, и что вампиров не существует. А вот нате — Флавий собственноручно отпаивает одного из этих… существ.
Лить кровь из ведра в рот лежащего на полу — задача не из легких. Мариус упорно не хотел глотать, кровь заполнила ему рот и полилась на щеки. Потом Флавий заметил: там, где красная жидкость течет по коже вампира, последняя шипит и открывается крупными порами, жадно поглощая содержимое ведра. Римлянин прекратил поить круда через рот и плеснул немного на грудь. Красная вода тут же впиталась в тело, а на месте впитывания кровавые синяки буквально на глазах сменялись на чистую, розовую кожу.
Далее все было делом техники. Флавий несколько раз окатил бесчувственного Мариуса из ведра, и десятью минутами позже круд уже надевал свою шляпу, стараясь не повредить изысканную прическу.
− Еще раз спасибо, Флавий, − произнес Мариус, в очередной раз пожимая руку римлянина. − Не могу сказать, что ты совсем уж вовремя, но лучше поздно, чем никогда, верно?
− Верно! − улыбнулся тот.
Никогда в прошлой жизни Флавий не поверил бы, что будет радоваться воскрешению вампира из мертвых. Нет, из почти мертвых.
− Да, и… − круд нахмурился. − Мне очень жаль, что случилось с домнулой Гизой. Прими мои соболез…
− Что??? Что ты сказал?
Флавий пришел в себя и отпустил плечи вампира только после того, как тот отвесил римлянину звонкую оплеуху. Повредить она не могла, но привела в чувство. Но именно чувства сейчас Флавию и не подчинялись.
Он почти ослеп — во всяком случае, что-то случилось с глазами, и они разом потеряли чувствительность. Механическое тело не слушалось. Его трясло и колотило, как будто неведомые палачи подключили разом ко всем проводам, ведущим к источнику Электро. Флавий не слышал продолжение фразы из уст круда, но интонации и глаза Мариуса говорили лучше любого университетского лектора.
− Диавол… диавол… − только и мог бормотать Флавий.
Круд не врет — незачем ему. Это правда, правда… но почему не ложь??? Полцарства за нагло врущего вампирьего сукина сына, потешающегося над слабостями римлянина!
Флавий сидел у выхода из пыточного застенка, но выходить уже не хотелось. Зачем?
Даже когда черная демоница Миландра резала на части его тело и выковыривала глаза — не было так больно. Флавий и не думал, что одна единственная фраза из уст соболезнующего вампира может разом высосать все силы здорового, полного жизненной и механической энергии тела. Притупить зрение, замазать глиной уши, ослабить руки и подкосить ноги.
Своеобразные отношения с Гизой он никогда не воспринимал всерьез. Ну право, что за пара — чудовище на семь восьмых машина и красивая, хрупкая и смертоносная девушка-убийца. Он никогда не верил, что сильнее всего их связывает присутствие другого рядом. А вон оно как…
