Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…
Лучше бы Райка заревела, баба она была горячая, поэтому Таня и Катя, уже пожалев о сказанном, с растущей тревогой ждали ее реакции. Едва Катя успела закрыть дверь, как на Райку нашло. Она вскочила со стула, схватила его за спинку, занесла над головой и заорала: "Убъю, суку!" Танька навалилась на нее сзади, а Катя отбирала стул из безвольно опускающихся под истерическими рыданиями Райкиных рук. Танька обхватила Райку и, прижимая ее к себе, покачивая, шептала: "Тихо, Рая, тихо-тихо, тихонько Раечка… и домой отсюда, быстро-быстро!"
Собрав сумку бессильно воющей Раисы, Татьяна раздраженно сказала Кате: "Посиди тут на телефоне за меня, пока твой не подъехал. Я Раису хоть до остановки доведу. Никого сейчас не найти до дома ее отвезти!"
Катя только утвердительно кивнула. Она заметила, что на столе Татьяна оставила ключи от кабинета Валерия. На окнах там были металлические жалюзи, дверь в приемной стояла бронированная, так что кабинет был, по сути, довольно вместительным сейфом. Ключ от него Татьяна не доверяла ни Кате, ни Тереху, не говоря уж, о всех прочих. Даже полы мыла по указанию Валеры только сама. Катя осторожно открыла дверь в комнату, где еще ни разу не была без Валерия. Там, в итальянской выдвижной тумбе стола она нашла, наконец, уставные документы. Учредителем фирмы, за честь и процветание которой она ударно сражалась полтора квартала, являлась гражданка РФ Наина Фанильевна Кондратьева.
Рядом лежали пустые бланки и чистые листы с подписью Наины. Так вот на какие денежки Наина, отправив Егора пожить лето в Тереховской деревне, уехала на бархатный сезон в Анталию! Ничего-ничего! Катя, совершенно машинально, почти мимо дум тяжких, прихватив несколько необходимых бланков и чистых листов, подписанных коварной разлучницей, спокойно вышла из кабинета, аккуратно щелкнув импортным замком. Ключи она вернула на стол, бланки надежно спрятала в сумочку и, скромно присев на крайний стул для посетителей, спокойно стала ждать Татьяну.
ВОСЬМЕРКА ТРЕФ
Восьмерка треф — досада и слезы в доме солидных людей. Трефам выйдет помощь от дамы. Вот теперь ясен смысл и десятки треф. Это богатство, скорое получение наследства, приобретение недвижимости, как раньше говорили. Ой, да какая нынче недвижимость? Вот раньше какая была недвижимость! Залюбуешься!
* * *Неясный свет брезжил сквозь задернутые легкие летние занавески. Катя открыла глаза от острого внутреннего толчка, сердце сжала тянущая боль, которая, оказывается, давно была рядом и только ждала такого вот промозглого дождливого утра. Она заботливо закрыла одеялом голую спину спавшего рядом Валеры и тихонько встала с кровати. Стараясь не шуметь, она осторожно сняла с его брюк печать и, промокнув ее в припасенную заранее австрийскую подушечку со штемпельной краской, аккуратно прошлепала оттисками все подписи Наины на спрятанных под Машкиными книгами бумагах. Когда Катя снова легла под теплое одеяло рядом с Валерой, он недовольно заворочался во сне, потому что ноги и руки у нее были совершенно ледяными.
Весь этот день боль не отпускала Катино сердце. Хорошо, что на нее свалилось столько работы по сдаче отчета. Сдавать в налоговую окончательный уточненный отчет ее повез сам Валера, сказав, что шофер нынче в отгуле. Катя ни сколько не удивилась, что он тут же пошел сам на сверку адресных и юридических данных фирмы, не выпуская из рук уставные документы. Понятно, что Кузьма на этот раз на сверку поехать не мог, они почему-то до драки повздорили с Бобкой, что было неожиданностью для всех, знавших об их многолетней дружбе.
В принципе, ничего уже Катя не боялась, ей, собственно, снова стало на все наплевать. Даже интересно было, под каким именно предлогом Валера выставит ее из своей бухгалтерии после отчетов в налоговой, поскольку она уже даже знала имя девицы, с которой он накануне, смеясь и заигрывая, договаривался по телефону о выходе на работу в качестве бухгалтера.
Сдав отчет, она попросила Валеру дать ей отгул на вторую половину дня, чтобы побыть с Машей. Валера с каким-то облегчением согласился, и Катя поняла, что с девицей этой он встретится именно сегодня. Она смотрела на разворачивающийся Валеркин джип, и ей вдруг так захотелось побежать вслед за ним, остановить его, уткнуться в его грудь с таким знакомым родным запахом, признаться во всем, уговорить, упросить его никогда больше не уходить от нее…
После того, как вишневый джип скрылся за поворотом, Катя вошла в расположенное неподалеку здание районной Администрации, бывший исполком, в качестве Наины Фанильевны Кондратьевой исправлять учредительные документы частного индивидуального предприятия «Трейтинг-Продакшн» согласно изменениям действующего законодательства.
После нервного напряжения, испытанного в момент перегистрации, Катя долго сидела в скверике возле Первомайского исполкома, где они когда-то с Макаровной навещали папашу Терехова в кутузке. Сквозь листву просвечивало солнце. За сводками и ведомостями она так и не увидела лета, а уже вплотную подступила осень. Скоро окончательно облетят листья и укроют асфальт пышным мещанским ковром, как в ту осень… Она думала, что если бы Валера не ушел тогда в тюрьму, то вся ее жизнь сложилась бы иначе. Не было бы пустых вечеров, одиноких ночей… Хотя, кто знает? Почему-то в самые последние дни их романа, а то, что это последние дни, она не сомневалась, все чаще ей вспоминался нетрезвый Валет, сидящий с дружками на скамейке возле подъезда… "Кать, Катька! Иди сюда! Кому говорят!.."
Она разорвала на мелкие кривые кусочки корешок приходного кассового ордера, по которому некий гражданин Терехов А.В. будто бы погасил задолженность по учредительскому взносу. В руках у нее остался только паспорт Тереха, который ей пришлось стащить из его стола для регистрации. Паспорт Наины ей не понадобился, поскольку ни одного процента этой сучке Катя не оставила. Она смотрела на лицо молоденького Тереха на фотографии в паспорте: с растерянной ухмылкой, с криво подстриженной челкой… Он почти не изменился. Злобный кураж против Тереха, поддерживавший ее все эти дни, внезапно прошел. Только болезненная горечь, презрительная жалость… Она все думала, думала… А потом решила, что, конечно, не обрадуется, когда два ее бывших приятеля будут убивать друг друга, разнимаемые соседями и милицией, как накануне насмерть дрались Бобик с Кузьмой, но и расстраивать из-за них она больше не станет.
Она поправила рубиновый кулончик, для какой-то цели надетый ею перед сдачей отчета, с улыбкой взглянула на золотые часики и решительно направилась к выходу из сквера, где никак не могла избавиться от ощущения, что вдруг посредине жизни к ней вернулся все тот же бесконечный день, когда она провожала друга в тюрьму.
