Станислав Михайлов - Жемчужина
Не в силах больше сдерживаться, я пересел к ней и неловко прижал к себе. Ее голова склонилась ко мне на плечо, материя на нем тут же промокла.
Довольно долго мы просидели, не шевелясь.
Тишина была настолько глубокой, что я слышал биение наших сердец.
— Забыла все… — прошептала Лиен. — Если б ты не пришел, осталась бы в лесу… Прошла бы испытание, стала б жрицей… Никогда бы не вспомнила тебя, но всегда бы пыталась вспомнить… О, эта пытка… У них есть машины. Такие же, как у сургири. Они умеют исправлять, знаешь, делать другим то, что было. В твоей голове… Я сопротивлялась, я спрятала глубоко, скрыла, накрыла сеткой с тряпками, как наш вирмана, помнишь? А сверху закидала песком. Они думали, у них получилось. А я думала, смогу раскопать… Но если бы ты не пришел…
— Я же пришел, — проронил я, чтобы не молчать. Мне казалось, ей нужен звук моего голоса.
— Да, ты пришел! — воскликнула она и сжала мою ладонь обеими руками. — Ты ведь не уйдешь теперь? Как тогда, не уйдешь?
— Когда?
— В прошлый раз.
— В прошлый?
— Я видела будущее. Прошлое будущее. Я знаю, что будет потом, помню. Это горькая память…
— Но…
— Меня убьют. Отдадут воде. В темной пустой комнате. Останками накормят священных рыб. Но сначала они сделают маску и повесят на стене в зале отступников. Ты украдешь ее и построишь усыпальню. Будешь ходить туда, пока ноги не откажут… Я не хочу видеть это, не хочу!
Она вновь уткнулась мне в плечо, глухо всхлипывая.
А я не мог понять, о чем она говорит. Какой прошлый раз? Она видела миражи. Наверняка, речь о миражах, они свели с ума Харрис, ее бабку, они чуть не свихнули меня… Может быть, Лиен слишком увлеклась видениями, пытаясь вспомнить вытертое жрицами, и это повлияло на ее рассудок?
Мне трудно было думать. Я не привык к девушкам, рыдающим на моем плече. К девушке, которую хотел бы защитить, с которой не хотел бы расставаться, которую хотел бы… И память услужливо подставила ту ночь в храме Синеокого, когда мне приснилась маленькая рыжая варварка по имени Жанна, женщина Пола… Одна из его женщин. Да, я хотел бы того же с Лиен. Как неуместно думать сейчас о ее теле… Но разве дело в нем? Тело лишь инструмент сближения, только способ соединить готовое к слиянию, открыть канал…
Словно почувствовав что-то, Лиен отстранилась от меня.
— Ты говорил о ритуале, — произнесла она чуть надтреснутым, но таким же мягким голосом.
— Да, — подтвердил я. — Я вспомнил. Пол говорил, что надо открыть канал. Но не объяснил, какой.
— Понятно, какой, — хрипловато рассмеялась она, и в звучании ее слов мне почудился кто-то другой, не менее знакомый, не менее притягательный и близкий. Похоже, мы все тут сходим с ума. — Этот ритуал запрещен со времен древнее древних. И сестры тут же узнают, что он был проведен…
Она резко поднялась с диванчика.
— Пойдем к машине, — в ее движениях появилась знакомая мне неуклюжая резкость.
Мы покинули комнату и пошли по коридору, присыпанному песком. Снова появились двое стражей.
— Сюда, — сказала Лиен.
Она отодвинула ткань, и я увидел комнатушку, в которой не было ничего, кроме голых стен, переходящих в полукруглый свод. Сопровождающие остались снаружи.
— А… машина?
Лиен снова рассмеялась, но, на этот раз, мелодично.
— Это и есть машина. Ложись.
— Куда?
— На пол. Вот, съешь.
И она вложила мне в рот горошину. Прямо с ладони. Я не удержался, и прижался губами — Лиен не отвела руку.
«Наркотик…» — мелькнуло в голове слово, когда-то сказанное Полом. Но я готов был принять из этой руки и мучительно убивающий яд.
— Усыпляющее, — тихо шепнула она. — Ты должен быть совершенно расслаблен.
И коснулась руками моего лица, а губами ненадолго прижалась к моим губам.
Воздух, рожденный нашим дыханием, смешался.
* * *С ощущением прохлады ее ладоней на щеках я уснул.
Во сне мне слышался голос, шепчущий на искаженном староферсейском.
То, о чем он говорил, напоминало сказку.
Он говорил, а я видел мираж, почти как тогда, возле черного камня анамибсов.
Возможно, это и было сказкой. Сказкой из будущего. Легендой:
«Во время тьмы они вышли из стен и встали из мостовых.
Они спрятались в тенях, слились с ними.
Люди спали.
Стража топала с ночным обходом, болтая о всякой ерунде или угрюмо помалкивая.
Тень пропустила стражу. В ней уже никого не было.
Они крались под настилом крытых трехэтажных улиц и вдоль стен. Никто не видел и не слышал.
Стража городской Башни обходила периметр, с неприступной высоты иногда поглядывая, иногда поплевывая на спящий город.
Еле заметные наросты ползли вверх по высокой стене из древнего металла. Свет Вестника блестел на другой грани Башни, но никто не обнаружил бы их и при свете, ведь чтобы узреть их, недостаточно поглядывать, нужно всматриваться.
Они перевалили через край, никого не тронув.
Верхняя стража продолжала патрулировать периметр.
Внутренняя стража обходила коридоры новых башен, в давние времена построенных наверху городской Башни. Город был моложе новых башен настолько же, насколько они были моложе ее. Город построили в незапамятные времена, как и все города Башен. И все это время машины спали. Они начали просыпаться недавно, и первой пробудилась та, что в Великой башне. Люди, именуемые жрецами Звездного огня, захотели управлять всеми машинами. Жрецы думали, что обладают достаточной мудростью, чтобы понять слова предсказания, сделанного на слишком древнем языке. Им казалось, они знают, как управлять.
Жрецы знали больше других. Они понимали знаки, подаваемые машиной. И они решили, что боги-предки дали им в руки большую силу, чтобы помочь защититься от беды. Чтобы нанести удар прежде, чем враг нанесет свой.
Но большая сила притягивает большую силу. Маленькой ошибки может быть достаточно для того, чтобы тщательно выдуваемый сосуд из расплавленного прозрачного камня — лопнул. Маленький сосуд, лопнув, может поранить мастера ремесла. Большой сосуд, полный топливной массы, способен уничтожить город, оставив на его месте яму, и сорвать деревья с гребня ближних холмов.
Жрецы Звездного огня получили от предков силу, многократно превосходящую самый большой из доступных их воображению топливный стержень. И всю ее они решили направить не туда. Маленькая ошибка в понимании слов, сказанных на слишком древнем языке. Ошибка, порожденная заносчивостью, страхом, чрезмерной верой в собственную непогрешимость, привычкой следовать привычному, искать новое в известном старом. А новое ведь бывает и новым. Или настолько забытым старым, что память о нем не сохранилась.
