Василий Щепетнёв - Хроники Навь-Города
— Кто-то странный к нам идёт, — привлёк он внимание паладина к приближавшемуся аппарату.
Паладин смотрел на «тигра» зачарованно, не сводя глаз, не дыша. Совсем не понять — боится он, рад ли или ждёт неизбежного.
— Они, — наконец выдохнул он.
— Кто, душа моя?
— Те, к кому мы летели. Властители Луны.
Эге…
— Что ж, мы незваными явились и сейчас наступит момент экстрадиции?
Не обращая на Фомина внимания, паладин прокричал в трубку-отводок:
— Лунные Братья! На горизонте Лунные Братья. — Хотя какое уж «на горизонте», до них едва ли пятьсот кабельтовых.
— Приведи ко мне человека, пора, — ответил голос тар-ка. Пройдя по переговорной трубе, он стал ещё более вязким, нечеловеческим. Ещё бы.
— Пора?
— Повелитель зовёт тебя. — Голос паладина стал безжизненным, как голос господина.
Тарк даже привстал с лежанки при виде Фомина.
— Тебе, человек, выпала честь представлять Навь-Город на встрече Братьев.
— Представлять?
— Ничего особенного. Скажешь, приветствую вас от имени Земли, передашь цисту, и довольно. Ты посол, значит, не растеряешься, привычный.
Внезапно звук, резкий, трубный, пронзительный, прозвучал — отовсюду. Вот тебе и вечный покой безвоздушных пространств.
Паладин торопливо передал Фомину цисту, тяжёлую даже здесь, на Луне. Тяжёлое Железо? Или даже иридий? Циста была в роскошном кожаном футляре на вызолоченном ремне, который полагалось нацепить на себя. То ли шикарная перевязь, то ли знак раба.
— Поспеши!
Он поспешил, благо навык есть, а руки паладина просто порхали, облачая Фомина в вакуумлаты. Так сержант обряжает новобранца на учениях, где зачёт — по последнему.
— Не смотрите им в глаза, они этого не любят, — шепнул паладин перед тем, как Фомин надел шлем.
А куда смотреть, чтобы полюбили, не сказал. Может, просто не знает?
Давление воздуха помогло выбраться наружу. Давление и любезное похлопывание паладина по спине, иди, мол.
Он идёт, идёт. Сначала спускается по гайдропу, потом прыгает на твердь, благо притяжение позволяет сделать это непринуждённо. Оглянулся. Накинутся днепроиды, и вся непринуждённость им под хвост пойдёт. Хорош представитель, отбивающийся от бродячих собак!
Но днепроиды, завидя «тигра», кинулись прочь со всех ног. А ног у них много, не собаки. Инстинкт, опыт гонят их? Или просто какая-нибудь специальная шумелка, неслышимая человеческому уху, но нестерпимая для днепроида?
Он шествовал гусиным шагом. На Луне всяко можно представляться, представимся этаким прусским фон-бароном, почему нет? На третьем десятке шагов сбился и пошёл уже ходом вольным, как на ногу положит. Всё-таки аквавит не выветрился полностью, Если честно, разве что наполовину. Вторая волна опьянения. Тут бы самое время и добавить, но нет на Луне водки. И дубовых дрынов нет, гонять чертей.
А вот черти, черти есть. Тарки чем не черти? Обитают под землёю, на фокусы горазды и человеческую душу норовят заполучить. Вместе с телом.
Нет. Черти ведь рогатые и с копытами, значит — травоядные. Вот будет забавно, если у тарков окажутся подземные соперники. Какие-нибудь разумные подземные козы. Мол, много миллионов лет тому назад козы начали гипнозом отбиваться от хищников. И в результате получилась раса разумных коз. Наш колхоз, наш колхоз выполнил план по надою коз!
Он продолжал нести совершеннейшую чепуху, краем глаза — ментального глаза! — ощущая присутствие в сознании чужого, постороннего. Тарк присматривает. И в случае чего подчинит? Ну, это уж мы посмотрим.
Хмельной не хмельной, а разум подсказывал: не так страшен тарк, как страх перед ним. Прежде чем капитулировать безоговорочно, неплохо бы дать последний и решительный бой. А он ещё и первого не начинал.
Сейчас и начнём.
Он приободрился — и почувствовал себя свободным. Не победителем, нет — только свободным.
А это главное.
Неизвестный летающий объект тем временем подошёл поближе. Не так он и велик, просто близость лунного горизонта и отсутствие дымки искажают восприятие. Или так: именно отсутствие искажений делают привычное ко лжи восприятие обманчивым.
Нога утопала в пыли по щиколотку. Мягкий, беззвучный ход. Я иду, пока вру.
Бронеход шёл прямо на него. Раздавит, и вся недолга. Между днищем и твердью было локтя три, и фиолетовый туман по-прежнему едва угадывался.
Он удивлённо почувствовал, что рука обхватила рукоять сабли. Однако въелось рыцарство, хоть и благоприобретённое.
Что ж, не так и плохо — пасть в бою с оружием в руках.
Но лунный бронеход, не доходя пяти шагов, остановился, осел в пыль, но ни пылинки не шелохнул. Мастерство. И отсутствие атмосферы.
Он сделал вид, что просто проверял, легко ли сабля ходит в ножнах. Придётся вдруг салютовать, а она застрянет, разве хорошо?
Следили за ним (уж наверное) или случайно совпало, но в ту же минуту в бронеходе открылся люк и спустили трап.
Заходи, мол, вояка.
Он чиниться не стал. Подошёл к трапу. Кто его знает, может, это язык хамелеона, а бронеход — хамелеон и есть. Он проглотит всех прекрасных рыцарей, потом рыцарей посредственных, потом и вовсе уродливых, а уж под конец морского дядьку.
Размеры бронехода изрядные, нутро объёмистое.
Трап был гладким до блеска. Поди, заберись. Шаг вперёд, два шага назад, перпетуум-мобиле.
Он осторожно ступил на блестящую поверхность. Держит. И не скользит. Второй шаг дался труднее — психологически. Ну как всё-таки съедет вниз, не удержится на ногах, кувыркнётся?
Невелика беда. Кувыркнётся — отряхнётся.
Но не кувыркнулся, трап не предал, не обманул. Шаг за шагом подошёл он к брюху бронехода. Распахнулась диафрагма — старомодная трёхмерная диафрагма. Он вошёл в тамбур. Внешняя диафрагма закрылась, внутренняя открылась.
Отличие от каравеллы разительное. Никакой пышности, роскошеств и богачества напоказ. Голая обшивка, поверхности простенькие, даже обшарпанные.
— Заходи, заходи, человече. — Лунный тарк говорил столь же вязким, тягучим голосом, как и его навьгородский собрат.
Памятуя совет паладина, он смотрел не в глаза тарку, даже не в пасть, а на воображаемую точку в вершке от уха. Горизонт есть воображаемая линия, а у него вот воображаемая точка. Уцепиться и держаться.
— Я уполномочен вручить это послание, — сказал он блёкло и бесцветно. До тарка ему далеко, а всё же… Мимикрия.
— Ясно, — проворчал тарк.
Фомин хотел было приблизиться к Зверю, чтобы вручить цисту, но оказалось — в том нет никакой нужды.
Футляр шевельнулся, застёжка расстегнулась сама, циста высвободилась и перелетела по воздуху прямо в лапы тарка.
Ну, мы и не такое видели.
Тарк неторопливо развинтил цисту на две половинки. Движения его были скорее неуклюжими, неловкими, и разворачивал пергамент он неторопливо и старательно.
