Михаил Сухоросов - Наемник
Стоп, Мик. Югран… Где же это? Болота. Знаю, что там были болота. Но припомнить ничего не могу, кроме этого внезапно всплывшего названия. И еще — того, что там, на Югране, я был в составе группы из пяти человек, и командовал этой группой Дэн. А вот что я там делал? Не помню. Только название — Югран…
Солнце уже садилось, когда мы добрались до места, где нам предстояло заночевать — островка твердой земли. Правда, и там было порядком сыро, но зато вместо хвощей и осоки наше пристанище поросло густым слоем мха, там даже торчало десятка два преждевременно состарившихся узловатых сосенок. На сушу мы вылезали в буквальном смысле на четвереньках, а вылезши — растянулись на земле, не в силах даже пальцем пошевелить. У меня все тело болело, ноги, кажется, разбухли вдвое от этой воды… Зато стало попрохладней, над болотом потянулся туман с явным запахом чего-то наподобие тропической лихорадки — болото отдавало накопленное за день тепло.
Прошло не меньше получаса, прежде чем мы снова обрели способность двигаться. Не слишком-то мы сейчас похожи на Пришлых — да и на людей, если уж на то пошло: четыре чучела, насквозь провонявшие болотиной, грязные, как неизвестно что, искусанные насекомыми… Даже огненная шевелюра Малыша приобрела цвет какой-то подозрительной ржавчины.
Больше всего на свете всем нам хотелось обсушиться, но Старый категорически возражал против костра, уверяя, что он выдаст нас. От липкого тумана промокло и то немногое, что еще оставалось сухим. Мы молча перекусили размокшими в болотной воде сухарями, сыром с привкусом болота и пахнущим болотом вяленым мясом. Хорошо, хоть фляжки оказались плотно закрыты, так что болотную воду пить не пришлось. К тому же во фляжке Старого оказалась не вода, а остатки вчерашней самогонки, и мы пустили ее по кругу. В желудке сразу потеплело, рана стала болеть куда меньше и мне, наконец, перестало казаться, что я сейчас сдохну.
Ларико скорчилась, привалившись к сосне и обхватив себя за плечи обеими руками. Старый глянул на нее, усмехнулся углом рта:
— Вот тебе и целая куча романтики. Можешь наслаждаться.
Я длинно выругался в том смысле, что от такой романтики надо бы подальше держаться, Малыш никак не отреагировал — он был слишком занят. Расстелив на земле какую-то тряпицу, он пытался просушить на ней бесценное сокровище — пригоршню табаку. Ларико тоже явно хотела сказать что-то ругательное, но передумала и вместо этого спросила:
— И долго нам еще по этим болотам переть?
Старый пожал плечами:
— А это зависит от того, куда мы пойдем.
Теперь интерес к разговору проявил и Малыш:
— А куда мы пойдем?
— А сейчас сообразим. Можно свернуть к северо-западу, в Ториан, а можно и к северо-востоку, в Империю.
— Не знаю как вы, а мне надо в Столицу попасть, — сообщил я. — Желательно не позднее, чем через четыре дня.
— Что значит — «не знаю как вы»? — вскинула голову Ларико. Старый нахмурился:
— Ты что — отделиться хочешь?
— Да нет, не в том дело… Просто учтите, я волк-одиночка, если Орден или Институт вас в компании со мной застукает — вам не жить.
— Если Институт до нас доберется, нам так и так не жить.
— Ну, вас покуда оттуда никто не увольнял.
— Просто не попали, — усмехнулся Малыш. Старый почесал бровь:
— Вообще-то в Столицу — это мысль. Вряд ли кто допрет, что мы настолько обнаглели. А дальше что?
Я пожал плечами:
— Я, например, буду думать, как мне добраться до Дэна.
— Я б с ним тоже поговорил… — мечтательно протянул Малыш.
— И все равно, после болот имеет смысл разделиться. За мной большая охота.
Ларико приподнялась:
— Слушай, Ордынцев, или как там тебя сейчас — Меченосец, да? — я понять не могу — ты что, нам не доверяешь?
— Ну, сейчас мне кому-то доверять трудно. Но дело не в том…
— А в чем тогда? Тебе ж человеческим языком говорят — надо кучей держаться, а он еще брыкается: «волк-одиночка, волк-одиночка»… Койот нашелся. А будешь еще тявкать — в рожу вцеплюсь.
— Убедили, — махнул я рукой. — Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.
— Не скажем, — пообещал Малыш. — Да и тебе в компании двух, если без ложной скромности, лучших мечей Империи и всей остальной планеты в Столицу добираться спокойней будет.
— А нам будет проще, если с нами в компании будет Чародей, — поддержал Старый. — А насчет охоты — так в Империи из-за Смуты бардак такой, что никому ни до чего дела нет.
— Слушайте, я с самого Ториана про эту Смуту слышу, только никто пока внятно и вразумительно не растолковал, кто там кого бьет.
— Да все как обычно. Корону поделить не могут.
— Игра такая, — растолковал Малыш. — В царя горы. Продолжается с перерывами уже лет, наверно, тридцать, этапы различаются количеством и наименованием претендентов.
— Нашли время, уроды!
— А чем хуже другого?
— Тем, что на подходе что-то вроде второй Великой напасти. Серое Братство пробудилось.
— А что — эти Серые такие страшные? — полюбопытствовала Ларико. Я сграбастал бороду в горсть:
— Вот ты меня давно знаешь… Скажи, принципы у меня когда-нибудь были?
— Ты всегда спрашивал: «А что это такое?»
— Ну так теперь врубился. Это то, что мне к Братству присоединиться не позволяет.
— М-да, — протянул Старый. — Хоть это им можно в заслугу поставить. Вообще, я смотрю, ты ни с кем ужиться не можешь. Ну Институт — еще ладно, они сами с собой разобраться не могут, где уж нам, простым смертным, их постичь… От Ордена бегаешь, от Братства этого…
— Бегаю — это еще что… Самое похабное во всей ситуации — то, что я слишком популярен. Куда ни сунься — везде меня знают, да еще при этом на раз выкупают, что я Пришлый.
— Повезло, — неожиданно ответил Старый. — Самое гнусное — то, что привыкаешь ко всему, становишься частью этого мира, таким же, как и все остальные, если не хуже. И глотки готов рвать за те же ценности.
— А именно?
— Деньги, власть, убеждения… Или просто за собственную глупость.
— Последнее — как раз про меня.
Малыш хмыкнул, повернулся к нам:
— Красиво излагаете, век бы слушал… Только я — человек грубый и деловой, и вопросы у меня соответственные. Например, такой: а до Столицы мы как добираться будем? Пешком несколько далековато — километров триста-четыреста.
— А лошадей достать? — поинтересовался я.
— Наших капиталов и на одну не хватит.
Ларико находилась в настроении кусачем — она ехидно осведомилась:
— Институт жалованья не платит?
Я игнорировал ее выпад:
— А задерживаться нам вот уж никак нельзя. У меня в Столице уже стрелки забиты. И осталось в нашем распоряжении четыре дня.
