Михаил Сухоросов - Наемник
Малыш, сосредоточенно хмурясь, что-то поприкидывал в уме:
— Пусть так. В этом случае они тут все законопатить должны, им здешние тропы не хуже нашего известны.
— Резонно, — кивнул Старый. — Но есть одно место, куда они не полезут.
— А именно?
— А ты подумай своей оранжевой тыквой. На всякий случай даю подсказку: они там могут утонуть.
— Болота, что ли?
— Догадливый растет… Далеко пойдешь, глаза стальные.
Малыш продолжал хмуриться:
— Так и мы с тем же успехом там потонуть можем.
Старый осклабился:
— Пока тут некоторые по окрестным хуторам пиво сосали да за девками бегали, один скромный труженик в топях тропу разведал. Шоссе там, правда, проложить не успели, так что придется попотеть.
— Ладно, — Малыш поднялся, с хрустом потянулся. — С собой ничего, кроме припасов, полагаю, не берем?
— Угадал. Драпаем быстро и налегке. У нас, кажется, лошадь есть?
— Ага. Хорошо, хоть я о ней позаботился — напоил, накормил, вычистил… — Малыш повернулся ко мне:
— Твоя лошадка?
— Н-ну… Почти.
— Конокрад, — беззлобно проворчал он и выкатился.
— Лошадь, думаю, Ларико и мешки повезет? — предположил я, Старый повернулся к Ларико:
— Нет, в этом месте гении так и роятся! Оказывается, и у Чародеев мозги есть. Ладно, собирайся.
Ларико ушла за перегородку. За последние десять минут она ни слова не проронила, хотя и выглядит достаточно спокойно. Ну вот и боевое крещение для нее…
Я обернулся к Старому:
— Слушай, дай рубаху какую-нибудь, пуп прикрыть. А то от моей ничего не осталось, кикиморы засмеют.
— Ладно, грабитель, — Старый, сосредоточенно перекладывавший из сундука в мешок какую-то мелочь, перебросил мне что-то среднее между рубашкой и камзолом, застегивающееся массивными медными пряжками. — Доспехов не предлагаю, у нас только одна кольчуга, да и ту Малыш прибрал.
— Кто меня звал? — Малыш, возникший в дверях, великолепен, как сказочный богатырь — огненно-рыжая борода лопатой грозно встопорщена, кольчуга блестит, за поясом — внушительная секира… Только автомат несколько не из той оперы. Некоторое время он наблюдал, как я, тихонько ругаясь, вожусь с застежками, потом осведомился:
— И долго вы собираетесь копаться?
— Готовы уже, — Старый поправил пояс с короткими мечами, опустил за голенище кинжал. — Ларико?
— Готова, — она появилась уже в высоких ботинках и сером плаще, Малыш одобрительно хмыкнул, окинул взглядом хижину и деловито осведомился:
— Может поджечь?
Старый покачал головой:
— Дым нас сразу выдаст. Они просекут, что у них сорвалось, а мы сваливаем.
Малыш с сожалением вздохнул:
— Жаль этим крокодилам оставлять… Ладно, пусть подавятся, — и вышел. Старый передал мне мешок — небольшой, но увесистый:
— Это ты потащишь.
— Годится, — я засунул в мешок свернутый плащ, поправил перевязь с Хельмбертом и поволокся наружу.
Малыш уже стоял перед хижиной, успокаивая лошадь:
— Хорошая скотинка, умница, умница… Только на ноги мне не наступай, пожалуйста… Да где там эти уроды со своими мешками?
Я вернулся за мешком Старого, Малыш навьючил их на лошадь. Старый вышел из хижины, глянул на небо, подсадил в седло Ларико и встал у правого стремени, я уцепился за левое. Малыш широко улыбнулся:
— А я, значит, впереди побегу? Я ж загоню бедное животное… Только скажите, куда теперь?
— Тропу к Беломшанникам знаешь?
— Ну.
— Так вот, не доходя сотни метров до развилка, сворачиваешь направо. Все, пошел.
Так я еще никогда не бегал. Первые несколько минут все это еще напоминало утреннюю пробежку трусцой, потом дыхалка начала засекаться. Да еще и солнце палило нещадно, так что вскоре я перестал обращать внимание на все окружающее и сосредоточился на своем дыхании, стараясь удержать его хоть в каком-то ритме, а потом мне и на это стало наплевать. Я уже ничего не видел, кроме земли под ногами, несущейся навстречу, правая рука, которой я вцепился в стремя, онемела, пот стекал по спине ручьями, и, кажется, даже попал в ботинки — в них что-то противно хлюпало. Но что еще гаже — он попал и в рану, которая сразу начала дико саднить. Мыслей не осталось никаких, я просто переставлял ноги, чтоб не упасть — левая-правая, левая-правая…
Наконец, когда мне уже казалось, что у меня сейчас лопнут легкие или еще что-нибудь, и я свалюсь замертво, Старый хрипло выдохнул:
— Пришли!
Я не без усилия разжал затекшие пальцы и мешком повалился в траву. Сквозь частящие в ушах молоточки я расслышал, как рядом на землю плюхнулись еще два тела и шумно задышали. Вот это гоночка…
Когда дыхание стало более ровным, хотя и таким же частым, я рискнул открыть глаза и повернуться на бок. Да, зрелище мы представляем еще то! Малыш — тот ладно, тот хоть в сидячем положении удерживается, Старый раскинулся крестом, закинув ноги на какую-то корягу, а Ларико стоит чуть поодаль, упершись руками в колени, и лицо ее, словно ради контраста с нашими багровыми и потными рожами, бледное до зелени. Перехватив мой взгляд, она вымученно улыбнулась:
— Морская болезнь… В жизни больше на такую животину не сяду.
— Не зарекайся, — не открывая глаз, предостерег Старый. — Может, еще амазонкой стать придется.
— Ага. И правую грудь отрезать. Сейчас, уже спешу.
Малыш перевел дыхание и усмехнулся:
— А недурной мы темп, однако, взяли. Так нас нескоро догонят.
— Дальше-то хоть так бежать не придется? — мне кое-как удалось сесть.
— Так — не придется, — успокоил Старый. — Зато будет куда неприятней. И рассиживаться не стоит, в болотах лучше без погони за плечами топать, а то и потонуть недолго.
Малыш недоверчиво нахмурился:
— Ты ж говорил — дорогу знаешь.
Старый усмехнулся:
— Вот чем мне эти болота нравятся — никто в них толком дороги не знает. Ладно, еще три минуты — и вперед.
— Ага… — пробормотал я и поднялся, чтобы развьючить лошадь. Может, и расседлать? Хотя нет, если барону посчастливится ее найти, я коня брал вместе с седлом. А вот подальше ее отогнать нехило было б, а то еще внимание привлечет. И лучше это с подключением Силы проделать.
На сей раз все прошло без проблем — лошади звери понятливые, с ними работать — одно удовольствие. Я просто напросто передал в лошадиные мозги образ а-Смига и острое желание быть с хозяином, она послушно повернулась и затрусила прочь.
— Ого! — Малыш выкатил глаза. — Как это у тебя получилось?
— Могу показать, — ухмыльнулся я. — Правда, эта кобыла поумней некоторых…
— Не знаю, не знаю… Вы с ней, вроде, на равных общались.
