Люциус Шепард - Жизнь во время войны
Не обращая больше внимания на ругань и причитания, Минголла подтолкнул Корасон к выходу.
– Идите с Богом, – напутствовал их священник, затем рассмеялся. – Или еще с кем.
Минголла остановился в дверях и оглянулся – ему вдруг стало жаль своего земляка.
– Это все невзаправду, старик, – сказал он. – Ты сам-то понимаешь?
– Иногда мне тоже так кажется,– ответил священник. – Но... – Он пожал плечами и усмехнулся.– Я это я.
– Ладно... удачи.
– Эй, погоди, – окликнул его священник. – Как там «Метз»?
– Хрен знает, я за «Янки» болею.
Священник изобразил на лице суровость.
– Богохульник. – Дружески махнув рукой, он захлопнул дверь.
В небе теперь была видна война, зловещая заря целый день не сходила с горизонта, закручиваясь розовыми и золотыми воронками, омывая светом облака. В деревнях, где путешественники покупали бензин, им объяснили, что зона боев растянулась на несколько миль и обойти ее невозможно. Столь прекрасный образ войны пугал еще больше, но делать было нечего, и они шли вперед. Джунгли постепенно редели, а следы конфликта попадались все чаще. Подъезжая к травянистому холму, путешественники заметили на его склоне дюжину желтовато-коричневых фигур, похожих издалека на отпечатки громадных сапог; однако при ближайшем рассмотрении пятна эти оказались раздавленными и высохшими трупами; очевидно, по ним проехался танк – вместо лиц безглазые маски, а пальцы вывернуты наружу, как у человечков, которых в детстве Минголла лепил из глины. Меньше чем через сутки путешественники обнаружили незарытую братскую могилу, а тем же вечером они подъехали к основанию вулкана, поднимавшегося прямо из середины секвойевой рощи, где Минголла заметил высоко на стволах деревянные платформы, а чуть позже, пока «мустанг» пробирался между деревьями, увидел, как с одной такой площадки спускаются по веревкам люди. Оружия у них как будто не было, но Минголла на всякий случай перехватил автомат и велел Деборе остановиться. Затем он, Тулли и Дебора выбрались из машины и, наставив автоматы, стали смотреть, как приближаются два человека.
– Привет! – крикнул первый.
Это был плотный лысеющий американец лет пятидесяти, в шортах и потрепанной гимнастерке с генеральской звездой в петлице. Открытое, пышущее здоровьем лицо хорошо подошло бы вожатому бойскаутов или директору детского лагеря. Его товарищ был индейцем, на вид постарше, морщин побольше, в джинсах и футболке с Микки-Маусом.
– Господи, до чего ж здорово видеть новые лица! – воскликнул американец. – Куда собрались?
– В Панаму, – ответила Дебора.
– Ну, ночевать-то вам где-то надо? – сказал американец. – Моя фамилия Блэкфорд. Фрэнк Блэкфорд. Армия США, в отставке. А это,– он показал на индейца,– это Грегорио, мой шурин. Мы, можно сказать, делим мэрство нашей маленькой общины. Пошли. Поедите чего-нибудь, а потом...
– Спасибо, – сказал Минголла. – Но мы хотели до темноты проехать еще несколько миль.
Добродушие Блэкфорда улетучилось.
– Нельзя. Это опасно.
– Чем? – спросил Тулли.
Грегорио пробурчал что-то на своем языке. Блэкфорд кивнул и объяснил:
– В этих краях обитает крупное животное. Ночное и очень свирепое. Обычное оружие его, считай, вообще не берет... потому мы и забрались так высоко.
– Что за животное? – спросила Дебора.
– Malo,– сказал Грегорио.– Миу malo[23].
– Это длинная история,– сказал Блэкфорд.– Послушайте меня, сегодня вам все равно далеко не уехать. Только залезете в самую середину опасной зоны. Оставайтесь, я вам все расскажу.
Похоже, он искренне о них заботился, но Минголла на всякий случай подкрепил эту заботу сперва в американце, а потом и в Грегорио.
– Ладно, – сказал он. – А что делать с машиной?
– С ней ничего не будет. – Блэкфорд рассмеялся. – Зачем Зверю машины.
– Зверю? – Дебора с. тревогой посмотрела на Минголлу.
– Психи хреновы, – вполголоса пробормотал Тулли.
Блэкфорд его услышал:
– Может, и психи. Зато живые! Живые! А что еще нужно в наше время.
С края охватившей кольцом секвойевый ствол деревянной платформы в просветы между ветвями видны были такие же площадки на соседних деревьях. Сквозь тонкие ветки и темно-зеленую листву, словно оранжевые граненые самоцветы, блестели огни угольных жаровен; вокруг них суетились женщины, а дети сидели под навесами у самых стволов. Ветер доносил запахи стряпни, смешанные со свежим ароматом деревьев. Люди перебирались с платформы на платформу по системе веревок, уворачиваясь друг от друга в воздухе. Внизу из зазубренного края трубы, словно серебряная рыбка, била вода, выливаясь в тянувшийся от дерева к дереву желоб; где-то неподалеку пыхтел насос. Слышались обрывки разговоров и детские крики. Платформу, на которой стоял сейчас Минголла, закрывала крыша из переплетенных ветвей, а мебелью служили соломенные тюфяки и подушки. В углу приткнулся бледно-зеленый боевой комплект и шлем, и, после того как все поужинали разложенными на банановых листьях бобами и рисом, Минголла спросил Блэкфорда, чей этот костюм.
– Мой, – ответил тот.
– Не знал, что генералы участвуют в боях, – сказал Минголла.
– Они и не участвуют. – Блэкфорд щелкнул по звездочке в петлице. – Такие штуки дают, если высидишь двадцать пять лет в интендантстве. А костюм, – он словно искал нужное слово, – часть моей давней фантазии. Зато теперь пришелся кстати.
– Как же вас к птицам-то занесло? – спросил Тулли.
Привалившись к стволу, он обнимал Корасон. Рэй лежал на тюфяке и пялился на Дебору, та сидела по-турецки рядом с Минголлой. На древесный поселок опускалась темнота, в просветах между листьями показались звезды, а на западе у горизонта, хорошо заметный под ветвями, горел оставленный закатом неоновый шрам.
Блэкфорд вытянул ноги и приложился к бутылке рома.
– Скоро на работу, но, пожалуй, я еще успею рассказать вам эту историю.
– Вы работаете ночью? – удивилась Дебора. Блэкфорд кивнул, ковырнув бутылочную этикетку.
– Почти вся моя служба, – начал он, – прошла в Сальвадоре. Черт побери, я хороший организатор, но совсем не военный человек, и меня это всегда доставало. Почему-то считал, что, будь у меня возможность, я оказался бы не хуже этих бравых ребят. Что такое война, спрашивал я себя, как не организованное насилие? Если я смог организовать доставку и подвоз, то почему бы не попробовать точно так же управлять боем? Я просился на фронт, но бумаги заворачивали. Говорили, что на этом месте от меня больше пользы. Но шуточки доходили. Фрэнк Т. Блэкфорд, боевой офицер, – помереть можно от хохота. Вот я и решил им всем доказать.
