Николай Романецкий - Зуп на краю дороги
Третьей молнии не было вовсе. Огненные бутоны в тени пошевелились, пошевелились, стали совсем бледными и погасли.
Опять что-то перепутал старый хрыч, подумала Рута. Или наврал. И только проходя мимо камня на середине лощины, поняла, что Барабаш ничего ей не наврал: вся верхушка камня была покрыта шрамами от огненных ударов. Впрочем, это Руту уже не интересовало.
Впереди было залитое солнцем раскаленное каменное крошево. Впереди стоял облупленный автофургон, в тени которого Барабаш советовал ей отдохнуть после того, как она пройдет вонючую жижу, и который был ей теперь абсолютно ни к чему. Впереди слева, над грудой старых досок, должен был обретаться "веселый призрак" - она так и не поняла, что это такое, да и не старалась понимать, поскольку "призрак" этот находился на безопасном расстоянии, - а справа "комариная плешь", и сущность этой штуки она поняла очень хорошо.
Все это теперь было неважно, все это было легко проходимо просто шагай себе по тропе, прямо на красное пятно между камнями. Да, все эти "плешивые призраки" были совершенно неважны. А важно было то, что на самой дороге ловушек больше не будет. И как ни сомневался в ней Барабаш, она все-таки дошла. Конечно, и он приложил к ее победе свою руку. Если бы не его наставления, если бы не его карта, Рута, наверное, тоже лежала бы сейчас где-нибудь кучкой серого тряпья. А потом ее бы тоже нанесли на карту, новым ориентиром. И кто-нибудь из сталкеров, проходя мимо, думал бы: "Вот, наверное, здесь и валяется та дура, которая сунулась в Зону без мужика". Если бы Барабаш рассказал о ней другим... А то бы и вовсе стала безымянным крестиком.
Теперь все это будет не с нею. И Рута быстро зашагала вперед, к красному пятну между камнями.
Скоро автофургон оказался позади. Вокруг рассыпалось накаленное солнцем каменное крошево. А впереди было лишь красное пятно. Оно постепенно приближалось. Снова жарило с неба солнце, под ногами скрипела белая пыль, та же пыль скрипела и на зубах. Но Рута не обращала на всю эту мелочь внимания. Она думала о том, что Барабаш ее, кажется, все-таки обманул. Столько страхов нагнал, столько ловушек на карте нарисовал. А на деле получился пшик, не более... Наверное, они специально сочиняли эти ловушки, чтобы другие к Золотому шару ходить не повадились. Отпугивали людей этими своими ловушками. "Комариные плеши" всякие, "веселые призраки", "зеленки"... Сказки для дураков... Впрочем, они правы. Если бы всякий мог прийти к Золотому шару за своим желанием, мир бы быстро к дьяволу отправился. Люди всякие бывают и желания у них всякие. Кому-то для полного счастья жену брата в постель заполучить достаточно, а кому-то весь мир к ногам подавай...
Красное пятно приближалось. Уже и глазу стало понятно, что это всего-навсего кабина экскаватора. За кабиной виднелся и дальний край карьера - ровная полоса цвета молочного супа. Там и должен быть Золотой шар. Если Барабаш не обманул.
Рута вдруг перепугалась. Обмануть старик вполне мог. Как бы Рэдрик не водил с ним знакомство, относился он к безногому мерзко. Руту иногда даже коробило от того тона, каким Рэдрик с ним разговаривал. Как будто простить ему не мог чего-то... И Барабаш вполне мог отправить ее в путешествие ни за чем. Представляет себе сейчас, как баба Рыжего подходит к краю карьера, смотрит вниз, а там нет ничего. Представляет себе и хихикает. Как хихикал все последнее время, разговаривая с Рэдриком... Сволочь безногая!
Сама не зная почему, Рута вдруг разъярилась. И тут же одернула себя. Ей-то яриться пока еще рано. Вот Рэдрик бы разъярился. Уж он-то бы так разъярился, что не приведи, Господи! И потому не могло быть, чтобы там, в карьере, не оказалось шара. Тогда Рэдрик, вернувшись, переломал бы старому Барабашу ноги. Хотя ног-то у старика и так нет... Значит, переломал бы руки. И Барабаш это знает.
Она остановилась, отряхнула от белой пыли комбинезон и снова зашагала вперед. Подошла к спуску в карьер, глянула в открывшуюся перед нею гигантскую выемку. Прямо от ног уходила вниз размолоченная гусеницами дорога. Справа откос стоял стеной, а слева был полуразрушен, и там, накренившись и упираясь ковшом в обочину, расположился экскаватор. Вокруг ковша кто-то разбрызгал битум, да и откос рядом с экскаватором заляпали какие-то черные сосульки. Дорога бежала мимо, вниз, к дальнему краю карьера, где лежал, отсвечивая на солнце, красноватый шар.
А рядом с шаром стоял человек, и Рута сразу же поняла, что это Рэдрик.
- Рэд! - отчаянно закричала она. - Рэд! Это я!
Сейчас он обернется, глянет вверх, на кромку карьера, узнает, ахнет, выругается и бросится сюда, к ней.
- Рэд!
Но Рэдрик не оборачивался. Он стоял, чуть наклонившись к шару, словно всматривался в него, пытаясь разобраться в лежащем перед ним предмете.
- Рэд! - завопила Рута что есть мочи. - Очнись, Рэд! Это же я. Я нашла тебя.
Рэдрик опять не обернулся.
И тут Рута сообразила: с ним что-то не так. Рэдрик стоял все в той же позе, раздумывающий, не слышащий, застывший, как статуя в муниципальном парке. Рута приложила руку ко лбу козырьком, пригляделась к нему и поняла, что он и в самом деле не шевелится. То есть не то чтобы стоит неподвижно, а именно не шевелится. Именно как статуя. Проклятый шар превратил его в камень.
- Рэд! - закричала она сама не своя от горя. - Я сейчас, Рэд! Подожди!
И бросилась вниз.
Она сделала несколько шагов, крича: "Рэд! Я сейчас!", когда что-то шевельнулось в тени экскаваторного ковша. И тут же чья-то рука, цепко схватив ее за грудь и за спину, подняла в воздух, перевернула вниз головой и стиснула так, что очередное "Рэд!" попросту застряло в глотке. Рута почувствовала, как, едва не сломав ей руки, стащили со спины рюкзак, дрыгнула ногой, пытаясь вырваться, но невидимый великан сжал ее еще сильнее, а потом и вовсе начал выкручивать, поворачивая плечи и бедра в разные стороны. "Рэд!" - хотела крикнуть Рута. И не смогла - было уже не вздохнуть.
Но тут вновь раздался тот самый, тоскливый, скрипучий, такой знакомый звук, и Рута почувствовала, как ослабла хватка невидимого великана. А потом ее и вовсе опустили на землю, медленно и аккуратно - так когда-то Рэд положил ее в постель, их первой ночью, результатом которой стало рождение Мартышки.
Рута поднялась на ноги, отряхнула с комбинезона пыль. Над залитым солнцем карьером снова стояла мертвая тишина. Рута посмотрела на Рэдрика. Он был все так же неподвижен, занятый своим шаром. И тогда Рута побежала туда, потому что его надо было срочно оторвать от этого чертова шара. Не должен человек так стоять, ни за что не должен. Ее Рэдрик, будь его воля, никогда бы так не стоял.
А потом он вдруг шевельнулся, повернул голову и потрясенно сказал:
