Николай Романецкий - Зуп на краю дороги
- А в чем, - говорю, - дело, Рута?
Она молчит и в землю смотрит.
Тогда я беру ее под руку и разворачиваюсь в сторону своего дома. Мой хмырь в кепке тоже тут, стоит, усиленно чтение газеты изображает.
- Пойдем-ка, - говорю, - Рута, ко мне. Выпьем, закусим, одним словом проведем время. А то, гляжу, у тебя настроение плохое.
С Рутой я на рыбьем языке не базарю. Никаких "эклеров" или "лохматых сейфов" - не тот она парень.
Идем мы к моему дому. Я краем глаза вижу, как наши дядьки сзади нос к носу стоят, базарят о чем-то.
- Беременна я, Рэд, - говорит вдруг Рута.
У меня чуть бутылка из-под мышки не вывалилась. Хорошо не бухой - поймал.
Рута мое молчание по-своему поняла. Остановилась, смотрит на меня и заявляет:
- Так что если ты бросить меня решил, бросай сегодня. Только знай! Я и без тебя обойдусь. Сама рожу, сама выращу. Так что можешь катиться дальше, вместе со своей бутылкой! С какой-нибудь шлюхой выпьешь, их у тебя много...
Смотрит она на меня, а у меня перед фарами тряпки окровавленные висят. И понимаю я тут, что вот когда меня судьба взяла в оборот по-настоящему.
Тогда Рута вырывает свою руку и не говорит уже, а шипит:
- Убирайся от меня! Правду мать говорит, не нужен мне такой кобель... Убирайся, и чтоб я тебя больше не видела!
И вдруг понимаю я, что не тряпки окровавленные меня с нею повязали.
- Да подожди ты, Рута, собачиться, - говорю. - Ласточка моя, разве ж я от тебя отказываюсь?
Она мне в лицо смотрит - слезы на глазах. А на меня нервный смех накатывает, и я начинаю хохотать, да так, что дядьки наши переглядываются, и один из них крутит пальцем у виска.
- От ребенка я ведь тоже не отказываюсь, - говорю сквозь смех. - Чего ж ты гонишь-то меня?
Тут она наконец расцветает. И становится настолько хороша, что у меня сердце к бейцалам опускается.
Что же дальше, Рэд? - говорю я себе. Что же дальше?
