Сергей Герасимов - Эпоха игры
Я смотрю на крошечный зеленый кустик внизу, пытаясь определить высоту. Страха нет совершенно. Других эмоций тоже нет, осталось лишь легкое удивление. Наверное, удивление – не эмоция, решаю я и снова смотрю на кустик. Здесь высота примерно десятиэтажного дома. Но, может быть, то лекарство, которым они меня накачали, растворило не только мои эмоции, но и что-нибудь другое? Я начинаю декламировать вполголоса «Raven» и останавливаюсь на четвертой строфе. С памятью все в порядке, они еще не успели испортить мой мозг. Или не смогли.
Я решаю задачу по баллистике: что будет, если прыгнуть из окна в воду? Сам факт прыжка меня нисколько не страшит; осталось лишь совершенно интеллектуальное опасение – из-за того, что нет страха. Мозг работает быстро и четко, как компьютер. При хорошем толчке я перелечу пляж метров на десять; отталкиваться выгоднее всего не горизонтально, а чуть вверх.
Подсчет дает примерно 15 градусов.
Крохотный кустик снова привлекает мое внимание. До него не так уж далеко, но, удивительно, – он кажется таким маленьким. Я смотрю в сторону; на белой каменной стене ухитрилось вырасти деревце. Оно метрах в пятидесяти от меня и его размеры вполне реальны. Вещи теряют свои реальные размеры, если ты смотришь на них сверху вниз. Я улыбаюсь – не только вещи, люди тоже.
Здесь, на Острове, я наблюдал много раз, как люди прыгают в воду с большой высоты. Новички прыгают просто, ногами вниз, в полете они удерживают равновесие руками. Но самые большие мастера прыгают в воду с восточной стороны безымянного острова, они используют для прыжков высокую его часть. Это самое популярное место для экскурсий, я тоже был там. Глядя вниз, ты совсем не видишь воды, а только две бугристо-полосатых стены, сходящихся книзу, словно клешня химерически огромного краба. Никто из мастеров не прыгает за деньги. Считается, что это приносит несчастье.
Страх смерти сильнее желания разбогатеть. Бессмысленный риск сильнее страха смерти. Странный мир. Странное существо – человек.
Впрочем, в жизни нет ничего, за что бы стоило цепляться.
Неврастенический вопрос Датского Принца никогда не вставал перед мною, я всегда выбирал «быть» и не изменю свой выбор, что бы ни случилось. Но в жизни действительно ничего нет. Я приходил к этой мысли много раз, еще совсем молодым – но тогда я еще надеялся найти в жизни нечто, придающее ей смысл. Деньги и все, связанное с ними, не привлекали меня никогда. Вначале я искал любовь, потом славу, потом возможность вложить себя во что-то, в жизнь человечества. Все это я имел много раз и не только в гомеопатических дозах. Каждый раз это давало временное облегчение, но каждый раз, добившись своего, я вновь сгибался под тяжестью бесполезности и бессмысленности бытия. Это страшное чувство – гнев богов, наше наказание, наша плата за нашу способность чувствовать тонко, нашу способность видеть полутона, нашу свободу и гордость – все то, что равняет нас с богами. Рабы по призванию не знают тоски, в их жизни всегда есть смысл. Поэтому люди и тянутся к Богу; назвать себя рабом пусть божьи, но рабом, – значит сделать шаг к спасению. Я знаю, в чем смысл жизни: он в рабстве и в глупости. Чем больше глупости, тем лучше. Глупые люди не ищут смысл жизни и не сжигают себя в живом пламени собственного духа.
Я наливаю себе стакан воды и выпиваю, наливаю снова. Сейчас нужно пить больше воды и больше спать, чтобы поскорее изгнать из себя ту отраву, которая бродит кругами в темных закоулках моих жил. Жаль, что я не знаком с медициной, я бы придумал лучший способ.
14
Я просыпаюсь в полной темноте от необычного царапающего звука.
Звездная глубина окна, открытого ночи, чуть подсвечивает мою комнату, позволяет видеть контуры предметов.
Кто-то пытается открыть дверь снаружи.
Если это не помощь – а помощи ждать не приходится – то ничего хорошего мне эта ночь не сулит. Пока я обдумываю варианты своих действий, дверь распахивается; пучок света, вспорхнув к потолку и пройдя по стенам, останавливается на моем лице.
– Лежать и молчать! Ясно?
Вполне ясно. Я лежу и молчу.
Одна тень подходит к окну и задергивает занавеску; другая, подождав первую, включает свет.
Я зажмуриваюсь и открываю глаза – по очереди: один, другой, потом оба.
В комнате – два человекообразных носорога; хотя, нет, – один из них до носорога не дорос. Так, карликовый носорожий недоросток. Оба очень напоминают охранников из моего лекарственного бреда. В любом бреду есть зерно истины, – думаю я, – а в любой истине – зерно бреда. И у второго зерна всхожесть больше. Хорошая мысль, но не своевременная – видно не все лекарство вышло.
Оба самца вламываются в мой шкаф. Бедняги, там ведь ничего нет.
Похоже, что в здешних больницах рэкет организован неплохо, но служба информации подводит.
Я прерываю их молчаливое сопение:
– Привет, парни! Хотите кое-что лучше?
Мои друзья удивлены.
– Да, лекарства и выпивка. Что вам больше нравится?
Похоже, им нравится и то, и другое.
Над моей головой красная кнопка: «срочный вызов». Одним быстрым движением я мог бы вызвать врача, если он вообще здесь есть. Но это не выход.
Когда жизнь показывает тебе свои зубы, каждое твое движение должно давать тройной выигрыш – как хороший шахматный ход – иначе ты быстро проиграешь.
У меня есть прекрасный принцип, которому меня научила жизнь: человека, который толкает тебя вниз, всегда можно использовать как трамплин для прыжка вверх. Не нужно сдаваться, не нужно сражаться за свою правду, не нужно соглашаться на компромисс. Нужно использовать ситуацию.
Носороги пока не верят мне.
– Наркотики в кабинете Хольта, я знаю шифр замка. Выпивку я могу принести из города. Мне нужны брюки, рубашка и галстук. Денег не надо – это решающий аргумент.
Мы мирно садимся кружком и обсуждаем подробности. Удивительно, но носороги выказывают определенный здравый смысл.
15
Ночные коридоры больницы пусты и темны. Никаких врачей здесь нет.
Красную копку можно нажимать до самой смерти, а утром твою койку освободят. Просто и удобно. На Острове есть еще одна клиника, фешенебельная и дорогая. Я думаю, что там обслуживание лучше.
По полу разбросаны гнилые фрукты, обрывки бумаги, банановая кожура.
Мне оставили часы; я смотрю, сейчас еще нет девяти. Клиника закрывается в шесть. Персонал ушел, оставив больных на попечение целительных сил тишины, отдыха и времени, которое излечивает от чего угодно, даже от этой болезненной жизни. За приоткрытой дверью слышны звуки драки, кто-то бьет, кто-то глухо и негромко вскрикивает – наверное, ему не так уж и больно.
