Алла Конова - Свет глубоких недр
— Мысли людей, судьбы людей, если они чисты, идут сквозь века
Немного спустя отец добавляет:
— Все идет сквозь века. Но следы, как и пути, всегда разные.
Так почему же потом, три года спустя, когда она из восьмого класса уходила в геологоразведочный техникум, он так кричал? Разве он не приучил ее к простору?
— Откушайте чаю, — любезно улыбалась Сашина мама.
Какие изящные хрупкие чашечки. Варенье клубничное, вишневое… Лелька любит земляничное… Оно пахнет лесом… О чем можно говорить с этой женщиной? Всегда общительная Лелька не находит темы.
— У нас сейчас тоже была бы секция!.. — сетует Анна Александровна. — Но супруга перевели в Рязань. А я не в силах покинуть Москву… Ведь я здесь родилась. Не представляю жизни без этого бульвара, без этих деревьев. И приходится жить отдельно. А я так жалею…
Леля взглянула на Сашу. Он улыбается, он доволен, он видит одну Лелю.
— Ничего, мама. Мы получим когда-нибудь настоящую квартиру, с большим балконом… И зацветут на нем георгины и гладиолусы.
— О! Какой ты, право! Это уже не для меня! Для тебя и твоей супруги! А мне… Мне жизнь доживать в этом углу…
Снег все так же падал в темном воздухе. Талой водой, по-весеннему пахла Москва.
Лелька нарочно подставляла щеки легким хлопьям, слизывала холодную влагу с губ, и забывалось холеное лицо Анны Александровны.
— Я сейчас не хочу думать о том, как мы будем жить, — говорил Саша. — Конечно, все у нас будет… Я вижу одно: пещеру, гейзер, прозрачные лодки…
Леля не отвечала. Это его не беспокоило. Он знает теперь: она умеет молча слушать; когда ей хорошо, она всегда молчит.
— Папа и в Рязани неплохо устроился. Директор мебельной фабрики. Конечно, после начальника филиала военного завода это… Сама понимаешь!.. Но что делать!
«О чем это он? О чем?»
— Мама действительно никогда не выезжала из Москвы. Даже в войну…
«Зачем он это говорит? Зачем?» Саша поцеловал Лельку на прощанье в подъезде шестиэтажного дома. И она одна побежала вверх, не ожидая лифта. Только крикнула:
— Не забудь! Завтра к нам!
Дверь открыла мама.
— Ты где ходишь? Уже одиннадцать. Был Вадик, просил напомнить, что завтра тренировка. — Но Леля в тот вечер не могла думать ни о Вадике, ни о тренировках, хотя день открытия зимней олимпиады совсем близко.
С восьми лет Леля выступает в паре с Вадиком. Отработано и согласовано каждое движение.
В доме Вадика Лельке всегда хорошо. Раньше они жили рядом. Сарай во дворе. В сарае верстак с душистыми стружками и куча детей. Отец Вадика мастерил табуретки и столики. И однажды подарил Лельке настоящий буфет. Кажется, в третьем классе. Вадик пришел к ней на день рожденья такой гордый, такой счастливый, с большим пакетом. А буфет совсем как настоящий, полочки, зеркальные стекла.
Леля легла в постель. Свежие простыни приятно холодили тело. А на лице все еще чувствуется влага снега.
Вспомнила, как ехала на далекий Анадырь.
— Александр Каменских! О! Это талант! Романтик! — говорили все. И он на самом деле оказался таким: красивый, сильный среди полярной ночи, среди морозов…
«Надо быть снисходительной — это его мать!!!»
3
На следующий день хорошее настроение Саши пропало. Он и вчера знал, что сегодня ему предстоит разговор с профессором Ворониным. Но вчера радость предстоящей экспедиции, встреча с Лелькой отодвигали неприятное страшно далеко. А сегодня разговор подступил вплотную.
Саша тщательно брился, заглаживал и без того гладкие волосы, долго затягивал узел галстука.
— А все-таки я думаю, — безразлично начала Анна Александровна, медленно попивая кофе, — что эта девочка какая-то странная. Дикарка. Вот уж никак нельзя сказать, что дочь известного профессора!
— Мама, оставь, — поморщился Саша.
— Но почему оставь? Прежде всего: у тебя должна, быть достойная подруга жизни…
— Мама, достойную подругу я выберу себе сам, — уже с раздражением заметил он.
Она пожала полными плечами и, презрительно улыбаясь, продолжала пить кофе.
Саша пододвинул к себе кофейник, не попросил, как обычно: «Мама, налей, пожалуйста…»
Это Анну Александровну оскорбило. Она вызывающе молчала, наблюдая, как сын мажет хлеб маслом, разбивает яйцо.
Саша ничего не хотел замечать.
«Для тебя она дочь профессора. А для меня весенняя былинка… И никого мне не надо, кроме нее…» Он встал, холодно поблагодарил мать. В коридоре, уже в пальто, еще раз окинул себя критическим взглядом. Довольно улыбнулся. Мама права. Женщины оглядываются на него. А Лелька… Смешная, милая Лелька!..
После вчерашней тишины снегопада город оглушил его шумом, сверкающим солнцем, возгласами детей… Они умудрялись накатывать снежные комья выше своего роста…
Дворники скребли тротуары… Скрежетали машины…
А чем, собственно, так неприятен предстоящий разговор? Для себя он ничего не просит.
Анатолий Иванович Воронин много лет долбил ломом мерзлую землю в местах не столь отдаленных. Но, вернувшись, все равно остался прежним: резким и прямым.
Старик Воронин хам и грубиян. Ему ничего не стоит сказать хорошенькой девушке:
— Вы думаете тем местом, на котором сидите. А это для науки не совсем подходит.
Но однажды Саша видел… Лет шесть назад… Происходило ночью в пригороде Москвы… Пьяный верзила бежал с топором за окровавленной женщиной. Она дико кричала. Люди шарахались в стороны…
Но выскочил старик, грузный, неуклюжий. Топор обухом ударил ему в плечо. Старик комом осел под ноги хулигану… Тогда навалились люди,
Скорая помощь увезла одновременно бьющуюся в истерике женщину и Анатолия Ивановича.
С тех пор Воронин плохо владеет правой рукой. Недовольно бурчит:
— Стар стал… В старых костях трещины плохо срастаются…
Но голова оставалась ясной. Студенты же его не любили: принимая зачеты, он страшно придирался!
И Эдик попал к нему случайно. Только потому, что ребята не особенно хотели работать с «ядовитым» профессором. А Эдику безразлично. Он никогда не блистал особыми способностями, учился неровно, лекции посещал неаккуратно. Больше любил с девочками ходить по ресторанам. А вот с профессором Ворониным они сошлись. «Надо бы Эдика послать…» — даже подумал Саша. Но это больно било по самолюбию.
А самое главное, Сашу тянуло к профессору Воронину. Не только потому, что он крупнейший знаток растворов… Но в Старике сила, могучий темперамент исследователя, все подлинное, сердцем выстраданное.
Профессор не нуждался в отдельном кабинете. Он не выносил одиночества. Ему необходимо всегда чувствовать себя среди людей. Молодые голоса, легкий шум моторчиков, едучие запахи… И его угол. Большой широкий стол. Любой посторонний скажет — там сплошной хаос. Старик считает — нормальный рабочий порядок.
