Надежда Кожушаная - Бессонница
В нем, отраженном, была такая мука, такая страсть!
Он не узнал себя в зеркале. Ему стало, наконец, страшно.
- А где у нас дагерротип Сергей Андреевича? - он подвигал ящики стола, вспомнил, что никаких дагерротипов нет и быть не может. - А, да. Я сам и сжег. Жалко. Можно было бы посмотреться и сравниться.
Он отвернулся от зеркала, взглянул опять, чтобы удостовериться, что ему совсем не страшно смотреться на себя в зеркале. И замер: за его отражением в зеркале отражалась открытая дверь кабинета.
Он оглянулся: нет, дверь заперта.
Было бы оскорбительно сознаться в том, что ему не по себе.
Он отвел глаза от зеркала и убрал его как будто случайно.
- Начнем, - сказал он.
Перед ним лежала его будущая книга.
- Ничего себе! - сказал он громко, как будто для посторонних. - Это сколько же времени прошло? Год? Сто?
Он посмотрел на часы, но не мог бы сказать, сдвинулось ли время в какую-то сторону. Часы, может быть, стояли.
Он сломал стрелку, когда-то уже сломанную и теперь склеенную. Придвинул рукопись ближе и прочел вслух:
- "Итак, время. Оно придумано человеком и только им. Для того, чтобы имитировать несколько миллионов жизней. День - жизнь. Час - жизнь. В детстве это естественно и неосознанно. Время - это придуманная условность. Так же как дьявол. Дьявола нет. Он придуман для устрашения и оправдания. Время не измеряемо. Время не имеет никакого отношения к Божественному".
Он взял перо и хотел продолжить мысль, но мысли не было. Руки дрожали. Ему стало страшно от того, что так сильно дрожат руки.
- Она в спальне! Она просто спит! - вдруг осенило его. Он сумел додумать:
"Никогда не надо думать о зле. Иначе зло материализуется".
И сумел даже аккуратно положить перо на место. Улыбнулся.
Закрыл рукопись и вышел.
Он пошел по анфиладе комнат, и пока шел - понял, что Мари нет в спальне.
Спальня была пуста. Аккуратно и мертво прибрана.
Он закрыл дверь спальни и пошел обратно.
И, пока шел, понял, что Мари действительно исчезла.
Руки его отяжелели, ноги не шли.
Он остановился, оглянулся на черную анфиладу комнат, - и ужас, пронизывающий, беспощадный, объял его:
- Вот и все, - сказал он.
Мари казалось, что она найдет его, как только выйдет из дому. Но через минуту она уже заблудилась.
Она шла по каменному городу и не знала, кого она ищет.
В витринах магазинов, на поверхности Невы видны были отражения людей, когда-либо смотревшихся в них.
Мари шла и внимательно вглядывалась в лица-отражения, ища среди них близких или знакомых. И не находила. Или наоборот: узнавала кого-то незнакомого.
Она увидела _бесполых_, которые опять нашлись и прятались в подворотне, стесняясь обняться, только касаясь друг друга ладонями.
Она остановилась и смотрела на них, отвесив губу, как смотрят дети: не заботясь о выражении своего лица.
Один _бесполый_ повернулся к ней и взглядом дал ей понять, что она может присоединиться к ним или же подождать его за углом, когда он отделается от друга.
Она прошла мимо разбитой Барином витрины и порезалась об осколки. Ей хотели помочь, но она облизала рану и ушла к парку, где был снег. Заплакала. Полежала на снегу, глядя в небо, где тоже были люди.
Опять стало легче.
Она села в снегу, увидела кошку, поднялась и пошла к ней.
Кошка повернулась на спину, чтобы ее погладили. Мари погладила кошку. Обняла и прижалась к кошке лицом.
На нее смотрели из окна, но она притворилась уродом. И на нее перестали смотреть.
Встало солнце.
С солнцем сразу исчезли прохожие на улицах - спать.
Мари зевнула и села пописать, пока улица была пуста.
Здесь ее и увидел Барин.
Увидел - и несколько секунд стоял, прислонившись к каменной стене, сдерживая сердцебиение. Вытер пот со лба о стену, боясь подойти, потому что на глазах показались слезы. Успокоился. Ему показалось даже, что он смог бы уйти: Мари была жива, он увидел ее - и ладно.
Не ушел.
- Очень хорошо, - сказал он.
Она вздрогнула, увидела его, смутилась, захихикала и оправилась. Покраснела, смеясь ситуации.
- Взрослая женщина, - сказал он.
Она подошла и крепко прижалась к нему.
- Кто вам разрешил обниматься? - спросил он.
- Ты меня нашел?
- Захотел - и нашел.
И он не удержался, обнял ее, тихо гладя по волосам.
- Вы почему такая глупая? - и руки его дрожали.
И она обрадовалась.
- Глупые женщины должны слушаться умных мужчин, - сказал он.
Она засмеялась и стала целовать ему руки.
- Обниматься вам не разрешали. Вам приказывается две недели спать отдельно. А во-вторых, два раза в день я буду пороть вас ремнем. Утром и после обеда. Если вы не понимаете, как надо себя вести.
Потом он молчал, прижав ее голову к себе. Взял руками ее лицо и смотрел на нее:
- Совсем меня не любишь. А я умный и талантливый. И добрый. А вы этого не понимаете и издеваетесь надо мной. Разве можно ночью одной ходить по городу? Зарежут - и все.
- Я не издеваюсь.
Он взял ее на руки и понес, кряхтя и пыхтя:
- Теперь носи ее.
Он шел зигзагами, едва переставляя ноги. Остановился и присел на корточки, спрятал голову у нее на груди.
Она отдыхала и гладила его по волосам.
- Выгоню из дома и женюсь на другой, - сказал он. - У меня пятнадцать миллионов поклонниц. И все ждут. Я сказал, чтобы Халима запороли. И его запороли.
Она ахнула и отстранилась.
- Жалко? - он усмехнулся.
Она вцепилась ему в плечи.
- Ничего-ничего, - он опустил ее на землю.
Она заплакала.
- Если так противно, могу уйти, - сказал он. Послушал, как она плачет. Попросил. - Очень серьезно не надо плакать... - и отстранился.
Она качала головой и плакала, как старушка.
- Ладно, - он встал. - Ухожу, - и не ушел. - Сдохнуть, конечно, было бы намного прекраснее.
Она закрыла лицо руками и молчала, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Сергей Андреевича убили на дуэли в Венеции, - рассказал он вяло и неинтересно. - В Петербурге его еще не знали. Вот я и прикинулся. Очень удобно. Очень... определенный был Сергей Андреевич. Много начал, ничего не закончил. А я уже кое-что закончил. Книгу. Церковь. Все, как принято. Очень удобно в готовой оболочке. Хорошая оболочка: для добрых дел и с хорошими манерами. Когда он был жив, он не был таким уж... прелестным! Умер - отстоялся. Ладно, тебе скучно, я ушел. Извините, - и пошел.
Он ждал, что она побежит следом, оглянулся. Она сидела там же и смотрела, как будто знала еще что-то.
- Холодно, - сказал он.
Она послушно встала и пошла за ним.
Они шли рядом, не касаясь друг друга. Он разглядывал, как она осунулась и похудела.
- Я послал в Орел, заказал венчание. На послезавтра. Там бабкино имение. _Моей_ бабки. И церковь моя. На _мои_.
