Джеймс Баллард - Хронополь
— Это четыре уже пробило или пять? Значит, снова завели часы. Как странно слышать их бой после стольких лет молчания. В течение долгого дня прохожий не раз замедлял свой торопливый шаг, услышав, как часы отбивают половину или четверть, и вспоминал детство и весь канувший в вечность упорядоченный мир прошлого. Люди приучались сверять свои счетчики времени с боем далеких курантов и, прежде чем уснуть, ждали его в полночь, а на рассвете их бой стал таким же привычным и необходимым, как первый глоток утреннего воздуха. Многие стали обращаться в полицию с просьбой вернуть им некогда отобранные часы. После оглашения приговора — двадцать лет тюрьмы за убийство, включая пять лет за нарушение Законов времени, — Ньюмен был препровожден в камеру в подвальном этаже суда. Он ожидал такого приговора и поэтому отказался от последнего слова. После года предварительного заключения в ожидании суда, полдня, проведенные в судебном зале, казались лишь мгновением. Он не пытался защищать себя от обвинения в убийстве Стэйси не только потому, что хотел спасти Маршалла, который теперь беспрепятственно может продолжать начатое ими дело, но также и потому, что считал себя косвенно виноватым в смерти полицейского. Тело Стэйси с размозженной головой от падения с двадцатиэтажного здания было найдено на заднем сиденье его автомобиля в одном из подземных гаражей недалеко от площади. Очевидно, Маршалл заметил, как Стэйси выслеживает их, и сам принял решение. Ньюмен вспомнил тот день, когда Маршалл внезапно исчез, а потом всю неделю был чрезвычайно неразговорчив и раздражителен. В последний раз он видел Маршалла за три дня до приезда полиции. Каждое утро, когда над площадью звонили колокола, Ньюмен видел щупленькую фигурку старика, быстрым шагом пересекающего площадь, и, как всегда, задиристого и бесстрашного, с обнаженной головой энергичным жестом приветствующего Конрада. Теперь перед Ньюменом стояла задача создать часы, которые помогли бы ему вынести двадцатилетнее заточение. Его опасения возросли, когда на следующий день после суда его привезли в отделение тюрьмы, где содержались приговоренные к длительным срокам уголовные преступники. Когда его вели по коридору к тюремному начальству, путь его лежал мимо камеры, в которой ему предстояло провести столь долгие годы. Он успел заметить, что окно ее выходит в узкий вентиляционный люк. Все то время, что он стоял навытяжку перед комендантом тюрьмы и слушал его наставления, его мозг лихорадочно искал ту зацепку, которая помогла бы ему выжить и не сойти с ума. Кроме счета секундам, а их в сутках было 86400, он не видел иного способа измерять время. Очутившись наконец в камере, он сидел на койке слишком опустошенный и усталый, чтобы обустраиваться, и даже не вынул из мешка свои скудные пожитки. Еще раз осмотрев камеру, он окончательно убедился, что на окно надежды нет. Мощный прожектор, установленный внутри ствола вентиляционного люка, исключал какое-либо проникновение солнечного света в камеру. Он вытянулся на койке и уставился в потолок. В центре его белел плафон светильника, но тут же он обнаружил другой — на стене прямо над его головой, заключенный в прочный круглый стеклянный колпак. Вначале он решил, что это лампа для чтения, но не нашел выключателя. Приподнявшись на койке, он внимательно осмотрел новую лампу и вдруг, пораженный, вскочил. Да ведь это же часы! Он прижал обе руки к белому стеклянному шару и внутри увидел цифры и стрелки — они показывали 16:53. Что ж, примерно столько и должно быть сейчас. Значит, часы идут, они показывают время! Что это? Злая шутка, попытка «перевоспитать» злоумышленника таким странным образом? Он громко застучал в решетку двери камеры.
— Что случилось? А-а, часы. Чем они тебе мешают? — спросил его надзиратель, войдя в камеру и тут же оттеснив Ньюмена подальше от двери.
— Ничего не случилось. Но зачем здесь часы? Это нарушение закона.
— А, вот что тебя беспокоит, — надзиратель пожал плечами. — В нашей тюрьме другие порядки. Вам всем сидеть здесь да сидеть. Надо, чтобы вы знали время. Лишить вас такого удовольствия было бы слишком несправедливо. Кстати, ты умеешь их заводить? Вот и ладно. — Он захлопнул за собой дверь и повернул ключ. Улыбнувшись Ньюмену через решетку, он напоследок добавил: — Впереди у тебя много дней, сынок, скоро ты это поймешь. А часы помогут тебе их считать. С необъяснимым чувством волнения Ньюмен снова растянулся на койке, подложив под голову свернутое одеяло, и уже не сводил глаз с часов. Они шли отменно, их питало электричество, и минутная стрелка, подрагивая, перескакивала с деления на деление. Так он лежал не менее часа, а потом поднялся и стал раскладывать свои пожитки, то и дело поглядывая через плечо на часы, словно не верил, что они есть и идут. Странная милость, оказанная ему правосудием, хотя платить за это придется двадцатью годами жизни, просто восхищала его. В течение двух недель он пребывал в этом состоянии несколько иронической эйфории, как вдруг однажды обратил внимание на то, как раздражающе громко тикают часы в мертвой тишине камеры…
