Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
Следствием сего был визит в ставку личного секретаря Их Величества гона Балса, имевшего весьма долгую беседу с командующим, за коей последовал приказ о немедленном наступлении. Как вы понимаете, мой друг, приказ сей весьма опоздал. Побуждаемые к тому беспрестанно чинимыми обидами, обитатели окрестных селений с семьями и скарбом бежали в леса, где сбиваются в шайки, чинящие немалый ущерб нашим войскам. Не находя в сих разоренных местах продовольствия и затрудненная из-за дождей в подвозе, армия терпит нужду в самом насущном, в то время, как в ставке не прекращаются пиры. Само собой, боевой дух войска это не поднимает. Боюсь, что до первых морозов ждать не приходится. Спешу...", - это уже неинтересно. Вам все понятно, господа?
Суил кивнула.
- К себе могу добавить известие, что готовится весьма представительное посольство в Кеват. Возглавит его сводный брат Их Величества кор Эслан. Люди сведущие говорят, что ему поручено просить о военной помощи. Дабы не ехать с пустыми руками, Господин Квайр велел трем главным ткаческим цехам представить бесплатно двадцать арлов лучших сукон, двенадцать арлов парчи и семь арлов шелка. Цеху ювелиров повелели отдать в казну золотых изделий на пятнадцать кассалов. Нам же, купеческой гильдии, велено выплатить десять кассалов звонкой монеты.
- Представительное посольство, - заметил я. - А лагарцы будут так же щедры?
Он сверкнул своей быстрой улыбкой.
- Думаю, не поскупятся.
- Кому же тогда помогать?
- Трудно сказать, биил Бэрсар. Наверное, тому, кто щедрее.
- Или тому, кто может проиграть слишком быстро.
В его глазах был вопрос, и я усмехнулся:
- А разве Тибайену нужна наша победа?
- Значит, он поможет Лагару?
- Зачем? Судя по письму, война еще может перекинуться на земли Квайра.
- И Тибайен подождет?
- Как знать, биил Таласар. Из леса видно немного. Надо еще дожить до весны.
- Разве вы?..
Суил взглянула с тревогой, и он опять усмехнулся.
- Крестьяне не рады войне, а если еще и голод...
Он грустно покачал головой.
- Наверное, и горожане - тоже.
- Смотря кто!
- Много ли в Квайре Оружейников?
- Есть еще и банкирские дома, которые сейчас наживают на ломб двадцать.
- Ну, деньги, конечно, сила, биил Таласар, но если в Квайре начнется голод, банкиры не станут для вас закупать зерно. Остальное угадать нетрудно.
- Бунт? - спросил он и даже привстал в кресле.
Я промолчал. Зря разговорился.
- И вы думаете, что Тибайен вмешается?
- Будущее покажет, биил Таласар.
Суил молчала, даже вперед подалась, чтоб не пропустить ни слова. Теперь она встала и поклонилась.
- Нам пора, биил Таласар. Думаю, вас не затруднит...
- Конечно, - ответил он и тоже поднялся. Длинный, туго набитый мешочек скользнул из его рук в руки Суил и мигом исчез в складках широкой юбки.
- Рад был узнать вас, биил Бэрсар. Если судьба приведет вас в Квайр, не обходите стороной мой дом, - и бросил возникшему на пороге слуге: - Я рад этим господам в любой час!
Снова мы поспешили куда-то, и тень опять легла на лицо Суил. Я и сам недоволен собой. Да, мне нужна была эта встреча.
Первый независимый человек, которого я встретил в Квайре.
Да, еще не связан с Баруфом, и могу говорить все, что хочу. И все равно мне как-то неловко. И я спросил у Суил:
- Что-то не так? Я сказал лишнее?
- Да нет, вроде. Понравился ты ему, и то ладно - он человек надобный. - Вздохнула тихонечко и вдруг спросила: - Думаешь, впрямь голода не миновать?
Так мы и мотались по городу до заката. Побывали в храме и в огромном сарае, где красильщики корчились в ядовитом пару, в ювелирной мастерской и в харчевне, на конюшне и в унылом доме, где скрипели перьями писцы. Суил перекинется с кем-то словом или сунет что-то в руку - и быстренько дальше.
Она неутомима, а я как-то очень скоро устал. Голова трещала от напряжения, от мучительных усилий ощутить окружающее _н_а_с_т_о_я_щ_и_м_. Но усилия не помогали, все казалось сном; я тупо и покорно уворачивался от повозок, молча принимал толчки и брань. Я был счастлив, когда, наконец, Суил сказала:
- Ой, да никак уходить пора? Гляди, ворота закроют!
Мы заночевали у Ваоры и чуть свет отправились в обратный путь.
Зиран встретила нас радостно, Баруф - будто и не расставались. Вышел во двор умыться, а когда вернулся - ни Баруфа, ни Суил. Все логично. Суил изложит наблюдения надо мной, и Баруф начнет меня дожимать. Самое время. Все рассыпалось вдребезги, в режущие осколки; я боюсь, я растерян, надо заново строить мир. Если дать мне время...
Я улыбнулся Зиран, и она улыбнулась в ответ.
- Присядьте со мной, раз они меня бросили.
- Ну, от меня-то какой прок! - но села напротив, положив на стол огрубевшие руки.
- Славная у вас дочка!
- Да, утешил меня детьми господь. Как осталась одна, думала, сроду их не подниму, а они вон какие выросли!
Материнской гордостью осветилось ее лицо, прекрасны были ее усталые руки, и боль, давно потерявшая остроту, привычной горечью тронула душу.
Мое детство прошло в закрытой школе, может быть, самой знаменитой в Олгоне. Наверное, только это меня спасло. Когда мои родители погибли в авиакатастрофе, первым, что я почувствовал, была радость за них. Наконец-то они избавились друг от друга!
Пожалуй, мать мне была все-таки ближе. У нее был живой ум и ловкие руки, сложись ее жизнь по-другому, она многое бы смогла. Но судьба заперла ее в блестящую клетку, и мать лишь растратила себя, мечась между прихотями и вспышками веры. Наверное, мы могли бы быть друзьями или, может быть, соучастниками, но отец стоял между нами ледяною стеной. В детстве я его ненавидел, в юности презирал, теперь, пожалуй, жалею. Он жилой одной карьерой, ради нее женился на не любимой, ради нее обрек и мать, и себя на ад.
Оказываясь дома, я всегда поражался тому, как страстно и исступленно они ненавидят друг друга. Ненавистью был пропитан воздух их дома; я задыхался в нем; даже моя тюрьма, моя проклятая школа там мне показалось уютней.
Я часто думал, чем это кончится, много лет это было моим кошмаром, неуходящей тяжестью на душе, и весть о их смерти была для меня облегчением.
И они умерли, как подобает любящим супругам, в один день и в один час.
Я встал и вышел на крыльцо. Был предзакатный час, и мир казался удивительно теплым и не знающим зла. Солнце почти сползло за зубчатую стену леса: кроткий медовый свет обволакивал мир, и мне очень хотелось жить. Просто жить, бездумно и беззаботно, просто дышать, просто быть.
Скрипнули доски крыльца; Баруф стоял со мной рядом и молча смотрел, как тускнеет золото дня, и даль заволакивается лиловой дымкой.
- Поговорим? - спросил он меня, наконец.
