Наталия Мазова - Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази
"Так вот для чего созданы его руки!" - отрешенно подумала Мара, глядя, как он касается струн. "Какая я была глупая, что не догадалась раньше!"
Тихий перебор, звенящий, как трава под ветром - но все, кто был в фойе, немедленно обернулись.
В небе звездные россыпи, Тихий шепот в ночи...
Не голос - сияние серебра в полумраке...
Заслышав его, Генна немедленно поперхнулась "Лавандой" - и была далеко не единственной, с кем это произошло.
Пощади, пощади меня, Господи - От любви отлучи, отлучи!
Шум медленно стих, только как отдельные шальные всплески на глади спокойного моря, взлетали удивленные реплики: "Кто это, что это?" Все взгляды потянулись к нему и к ней, а потом вслед за взглядами потянулись и люди...
А он словно не замечал этого, склонившись над гитарой и лишь изредка бросая на Мару тот самый ослепительный взор...
Наша сказка вечерняя
Завершает свой круг...
Отлучи, отлучи от мучения
Предстоящих разлук!
"Потрясающе..." - Мара уже была в каком-то трансе, сознание словно раздвоилось - эта молодая женщина с эффектным макияжем была уже не она, а принцесса из сказки, слушающая своего придворного барда с таким видом, будто петь ТАК - что-то вполне обыденное, хотя и несомненно прекрасное. А сама Мара парила где-то под потолком и почти с ужасом смотрела на... на него - ибо тот, кто пел сейчас, так же отличался от ее Лазора, как вид через годы не мытое пыльное стекло отличается от того же вида, но в распахнутом настежь окне...
Когда он закончил, раздались аплодисменты - он чуть склонил голову, принимая восхищение публики как нечто привычное.
- Дайте-ка взглянуть... - два парня в плащах с оранжево- черными крестами, раздвигая публику, пробились к парочке. Мара узнала их - те самые ребята-каскадеры из клуба "Наследие", что в памятный день экскурсии театрально рубились на стенах Плескавской крепости с другими - в алых плащах и островерхих шлемах. "Интересно, кто из них Пауль?" - мимолетно подумала она, вспомнив разговор двух моряков.
- О, какая неожиданность - бродячий бард! Эй, певец, не споешь ли чего рыцарям для поднятия боевого духа?
- Рыцарям?! - маска отчасти скрыла выражение его лица, но взгляд в прорезях полыхнул таким огнем, что оба "крестоносца" на секунду пожалели, что вообще затеяли эту игру. - У вас хватает смелости называть себя рыцарями?!
- А ты нахал, парень, - слегка ошеломленно ответил один из каскадеров. - Редкостный нахал!
Но уж больно классно поешь...
В ответ он усмехнулся еще более нагло, и Мара неожиданно осознала, насколько обманчива была его обычная мягкость - вот он настоящий, как бы его ни звали, человек из той породы, у которой по определению не бывает иных паспортов, кроме зеленых...
- Слушайте, и не говорите, что не слышали! - с этими словами он дважды ударил по струнам, словно в созывающий народ колокол. А затем его пальцы снова начали плести затейливую вязь непривычно волнующей мелодии... Голос его взлетел над шумом и торопливыми шепотками, как птица - словно разверзлись небеса, и хлынул оттуда поток ослепительного света....
Живем без схваток и потерь - Надежнее и легче, И Ланселотов нет теперь, И Дон Кихотов лечат.
Волшебный меч Эскалибур Скрыл от людей король Артур - Знал, видно, что не вечен...
...толпу разом будто выключили, как звук у телевизора. Если первая песня, с простыми и понятными словами, была на грани допустимого, то ЭТО - далеко за ее пределами. Слушатели, потрясенные такой вспышкой прямо в лицо, в отчаянии прибегли к старому спасительному выходу, лихорадочно зашарив в памяти - господи, из какого же это фильма?..
Знал, что меж смыслом дел и слов Поставит время стену, Что слово "честь" пойдет на слом, А лесть придет на смену, И что любой простит себя За все, и скажет: "Я лишь свят", - Забыв свою измену...
...и никто даже не допускал в сознание мысли, что ЭТО - им, что "фильм" этот творится прямо здесь и сейчас - ради одной-единственной зрительницы... Ради Мары - но нет, сказать так значит сказать лишь часть правды, ибо и она была плоть от плоти тех, что собрались в фойе...
Готовы дьявола простить И палачей не судят, В своем уверены пути Умеренные люди, А доброта свой гасит свет - Ведь королевства логров нет, И вряд ли скоро будет!
- И вряд ли скоро будет!!! - вторя, не то взвыла, не то взвизгнула Генна, которая больше не хотела, да и не могла сдерживаться - и никому это не показалось диссонансом. Даже ему.
Впрочем, когда свет столь ярок, что слепит глаза, кто в силах различить тонкие оттенки его спектра?
И кто откажется из нас
Занять чужое ложе, И честь за деньги не продаст,
Коль дорого предложат?
Кто не подпишет кровью лист,
Кто в гения не кинет свист
Лишь дайте подороже!
А может, есть, кто не таков,
Кто чести годен в слуги,
Кто от бесчестия оков
Сберег язык и руки?
Тогда из этой темноты
Хочу, чтоб руку поднял ты!..
- в этом месте мелодия резко оборвалась, и в наступившей тишине он бросил в толпу спокойно и холодно:
- Ну где же ваши руки?! - и последний удар по струнам, как лязг захлопнувшейся за приговоренным двери камеры.
Люди, завороженные, глядели на него прямо-таки со страхом, и чувствовалось, что это доставляет ему какое-то непонятное удовольствие. А Генна уселась у ног Мары и теперь смотрела ему в лицо снизу вверх, действительно кошачьими глазами.
Он бросил на нее внимательный взгляд и чуть выждав, снова заиграл среди длящегося молчания...
Вот бы найти
Песен пути,
Вот бы вернуть
Людям их Суть!
Правда в горсти
Песня и стих,
Струна и звук,
Стрела и лук...
В жизни есть быль
Дороги пыль,
Есть суть вещей,
Нет их вообще...
Есть вера в день
Праведных дел,
В добрых людей
Незнамо где...
...слова звучали как заклятие, их обманчивая мягкость проникала в душу куда глубже, чем открытый призыв первой песни, словно далеко-далеко в море родилась волна и теперь вздымалась медленно, но неотвратимо...
По городам
Мчится беда,
По всей земле
Петь людям лень,
Из двери в дверь
Ходит трувер,
Изо дня в день
Будит людей...
...и - с размаху! - о берег! - гитара его зазвучала как набат:
Строчки за рифмы
ловит палач,
Судно - о рифы,
женщины - в плач!
Цепи и кольца,
путы и кляп,
Огненным солнцем
всходит - петля!
Голос его сорвался в длинный красивый перелив, а потом закончил неожиданно тихо и печально, как
угасающее эхо:
Вот бы найти
Песен пути...
И снова повисла тишина. И в этой тишине Генна ни с того ни с сего бросила ему какой-то короткий вопрос по-саксонски. Ничуть не удивившись, он так же коротко ответил ей на том же языке. Она снова спросила что-то, на этот раз длиннее и с запинками, как говорят на давно не употребляемом языке. Он ответил ей легко и свободно, с обычной своей дразнящей улыбкой и тогда она вдруг схватила его руку и даже не поцеловала, а словно лизнула по-кошачьи, неумело...
