Игорь Дручин - Дороги ведут в Сантарес
Профессор пытливо, с той тщательностью, с какой он обычно изучал пациентов, оглядел его с головы до ног и остался доволен.
— Хорошо, — сказал Чандр Радху, — мне приятно разговаривать с тобой на родном языке. Очень жаль, что не удосужился до сих пор изучить русский… Но ближе к делу. Пациентка не хочет тебя видеть, ты это знаешь?
— Да.
— Я в присутствии старшей сестры запретил впускать к ней посетителей.
— Неужели ей так плохо?
— Плохо? Нет! Травма пустяковая. Подумаешь, раздробило голени…
— Но она танцовщица!
— И ты туда же! Свет клином на этом сошелся, что ли? И потом, все срастется. Она даже хромать не будет!
— Поймите, доктор…
— Я директор клиники, профессор Чандр Радху, — сказал хирург, которому, не смотря на всю его демократичность, все-таки претило звание доктор.
— Простите, профессор. Чтобы правильно понять, вы должны знать, что мать ее — бывшая балерина Галина Остапова, У нее так же были повреждены в катастрофе ноги, и она ушла из балета. Все свое умение и талант она передала дочери — и вот эта драма. Какой-то злой рок преследует семью!
— Так… — профессор в задумчивости помял мочку левого уха. — Понятно… Отсюда такая подавленность… Хорошо. Подумаем, как быть, а пока тебе надо привести ее в активное состояние…
— Но как, профессор? Может быть, посоветуете?
Чандр Радху снова внимательно оглядел Кирилла.
— Если бы я знал, не просил бы помощи у тебя, — хмурясь, сказал профессор.
— Но вы запретили пускать к ней посетителей! — загорячился футуролог. — Думаете, видео заменит контакт?
— Твой хинди все-таки недостаточно чистый, — не обращая внимания на его горячность, заметил Чандр Радху. — Где учил?
— Сам.
— Ага. Значит упорство и настойчивость у тебя есть. А я подумал, что ты уже растерял эти лучшие качества твоей нации.
С этими словами профессор повернулся и пошел к себе. У эскалатора он обернулся и громко приказал дежурной:
— Этого молодого человека на территорию клиники без моего разрешения не пускать.
— Тогда я влезу через окно, профессор, — запальчиво крикнул вдогонку футуролог.
— Ну? — удивленно обернулся с эскалатора профессор. — Такой интеллигентный молодой человек — и вдруг в окно? Не верю!
Андрей Николаевич повернул голографическую рентгенограмму и еще раз посмотрел наиболее пораженный участок левой ноги.
— Вы правы, уважаемый друг. В этом случае никакой необходимости прибегать к регенерации нет. Существует лишь чисто моральная проблема, о которой вы мне рассказывали. При этом ваш метод, уважаемый Чандр, можно сказать дает стопроцентную гарантию, а мой, увы, девяносто семь — девяносто восемь. Риск все-таки огромный.
— Но Андрэ Николович, можно ведь повторить операцию, и это гарантирует успех.
— Если бы, — усмехнулся Николаев. — Дорогой Чандр! Разве у тебя не бывало случаев, когда вопреки всяким прогнозам происходи нечто странное, и пациенту уже ничем нельзя помочь. Мы очень плохо знаем человеческий организм. Даже изучение его на молекулярном уровне не решило проблемы. Каждый организм — индивидуальность, единственное и неповторимое чудо природы. И чудо, надо сказать, своенравное. Никогда нельзя сказать на сто процентов, какая будет регенерация у данного пациента — хорошая или плохая при всем разнообразии и точности анализов. И если регенерация пошла плохо, повторная операция не улучшает, а ухудшает ее. Реакция организма в этом случае напоминает процесс отторжения несовместимых тканей.
— Да, — вздохнул хирург. — Наши знания человеческого организма еще далеки от совершенства. И все-таки, Андрэ Николович, здесь, по-видимому, такой случай, когда…
Чандр Радху не успел закончить свою мысль. Дверь в кабинет директора клиники распахнулась, и на пороге появилась старшая сестра.
— Профессор, по долгу службы я должна сообщить, хотя мне это не по сердцу… — она запнулась, как бы оценивая свой поступок. — Короче, я обязана, но…
— Что случилось? — нетерпеливо перебил хирург. — Разве я так учил тебя докладывать? Говори коротко, четко, ясно!
— Он влез в окно на втором этаже и теперь идет по коридору, — через силу выдавливая из себя слова, произнесла старшая сестра.
— Кто он? — не сразу ухватил суть хирург.
— Русский…
— Ага, этот! Ее друг! Наконец-то! А я уж подумал, что он не решится. Слишком интеллигентный…
Старшая сестра просияла.
— Значит, не мешать ему?
— Ни в коем случае! Пусть пробивается с боем к намеченной цели. А мы посмотрим, что даст такое посещение.
— Но он без халата, профессор?
— Ты полагаешь, что это его остановит? — засмеялся Чандр Радху.
— Я полагаю, у него могут найтись союзники, профессор.
— Иди, умница, иди.
Профессор повернулся к внутреннему видеофону и включил одностороннюю связь.
— Что-нибудь произошло, Чандр? — спросил наблюдавший за этой сценой Николаев.
— Психологический эксперимент, Андрэ Нико… — хирург запнулся на трудно произносимом для него отчестве, но Николаев замахал руками.
— Не надо, Чандр! Не путайся ты с нашей официальной формой. Достаточно имени.
— Хорошо, Андрэ. У больной подавленное состояние. Сам понимаешь, как это плохо. А тут появился ее друг, и я решил его использовать, как сильнодействующее средство. Ну, давай посмотрим, что получается.
Кирилл незамеченным пробрался по коридору и остановился у 109-й палаты. Неожиданно из прохода вышла сестра.
— Вы к кому? Почему без халата?
— Так никого нет, — дипломатично ответил футуролог, не выдавая цели посещения.
— Нет, это не оправдание. Пойдемте.
Сестра провела его в ординаторскую, выдала халат и, выдвинув ящик с перфокартами, занялась своими делами. Обрадованный таким исходом, футуролог выскользнул из ординаторской и помчался к 109-й палате.
Лена лежала на спине и упорно разглядывала потолок. Не повернула она головы и на шум открывающейся двери, на шаги, и только когда Кирилл наклонился над ней, она закрыла глаза, потом открыла, потерла лоб и, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, протянула к нему руку и пощупала.
— Это ты?
— Конечно, я! — радуясь и одновременно тревожась, воскликнул Кирилл. — Разве ты не видишь?
— Садись, — она погладила рукой его щеку. — Со зрением у меня в порядке. Значит, добился разрешения у профессора?
— Какое, — махнул рукой Кирилл, усаживаясь в стоящее рядом с кроватью кресло. — Раза четыре возвращали меня с эскалатора.
— И как же?
— Нашел открытое окно на втором этаже.
