Николай Гацунаев - Концерт для фортепияно с оркестром
- Ничего, голубчик, - сам того не замечая, вслух подумал Метревели. - Сегодня ты у меня проснешься. Чего бы мне это ни стоило.
Последняя фраза доктору не понравилась. Он резко выпрямился и привычным жестом пригладил усы.
- Завел панихиду с утра, старый пономарь! Все будет отлично. А теперь, - он щелкнул пальцами. - Зарядка, бритье, умывание, завтрак!
Гоги задерживался. После завтрака Метревели справился у Зары, не приходил ли племянник, и, получив отрицательный ответ, попросил ручку и лист бумаги.
- Жалобу на племянника написать хочешь? - улыбнулась Зара.
- Завещание, - буркнул доктор.
- Типун тебе на язык! - суеверно перекрестилась вахтерша. - Нет у меня ручки. И бумаги нет.
- Понятно, - кивнул Метревели. - Знаешь, кто ты такая?
- Ай-яй! - Вахтерша покачала головой. - Склероз у тебя, Сандро, да? Зарема я, Цинцадзе. Вспомнил?
- Скряга, вот ты кто. Скупердяйка. Жадюга.
- Посмотрите на него? - удивилась Зара. - Откуда в таком маленьком человеке так много злости?
Сандро Зурабович не нашелся, что ответить, и рассерженно затопал вверх по лестнице. Бумагу и шариковую ручку он всетаки раздобыл у пробегавшего мимо аспиранта. Примостившись на подоконнике, написал что-то, сложил лист вчетверо и сунул в нагрудный карман пижамы.
Гоги застал Метревели в палате, возле окна. Доктор стоял, заложив руки за спину и подставив лицо лучам нежаркого солнца.
- Извините, дядя, с "Жигулями" провозился.
- Не надо оправдываться, родной. По глазам вижу, что врешь. Просто хотел, чтобы я отдохнул как следует. Не так, скажешь?
- Так.
- Хвалю за откровенность.
Метревели ласково взъерошил ему волосы.
- Ты вчера подал правильную мысль, Гоги. Я уверен - сегодня мы наконец добьемся своего. Андрей встанет на ноги. Начнем?
- Начнем.
И они начали.
Это открылось внезапно, словно без предупреждения включили свет в темной комнате: белесо-голубое небо над бирюзовой гладью озера и лимонно-желтая волнистая полоска барханов на границе воды и неба. И он почему-то знал, что пески эти Каракумы и что стоит ему оглянуться и он увидит глинобитный крепостной вал с воротами из мореного карагача, теснящиеся за воротами, подслеповатые саманные мазанки, и все это вместе претенциозно именуется Бадыркент *, и рядом с воротами возле крепостной стены стоят с винтовками наперевес люди в лохматых чугурмах **, низко надвинутых на светлые, не знающие пощады глаза, в длинных, шерстью вовнутрь оранжевых постунах ***, крест-накрест перечеркнутых патронташами, и сыромятных с остроконечными загнутыми вверх и назад носками сапогах.
Ему очень не хотелось оборачиваться, но обернуться было нужно, и он пересилил себя и обернулся. Все было так, как он себе представлял: и белесая громада крепостной стены, и розоватые дымки над плоскими крышами, и те в надвинутых на безжалостные глаза папахах, и офицер во френче с накладными карманами, галифе и зеркально отсвечивающих крагах.
"Чего-то ему не хватает, - ни с того ни с сего подумал Андрей. - Ну конечно же стека".
- Решайтесь! - отрывисто проговорил офицер. - Вы интеллигентный человек. Не русский, наконец. Что вам до их дурацкой революции?.."
"Почему не русский?" - подумал он без удивления.
- ...дислокация отрядов, количество сабель, ожидается ли подкрепление? Взамен - жизнь...
Офицер достал из кармана брегет.
- Через час отбывает караван в Персию. Довезут вас до Каспийского моря. Захотите в Грузию - извольте. За границу? Добро пожаловать.
Офицер осклабился.
- Жить-то ведь хочется?
"Жить... - Безучастно, словно о чем-то второстепенном подумал Андрей. - С чего он решил, что я хочу жить?" И вдруг горячая волна страха и жалости захлестнула его с головой. "Жить! - вопила каждая клеточка его тела. - Жить!! Жить!!! В горах сейчас весна... Снег тает на перевалах... Цветет миндаль..."
- ...никто не узнает. Эти, - офицер мотнул головой в сторону басмачей, - ни в зуб ногой по-русски. А спутники ваши не пикнут до второго пришествия.
"Спутники, - тупо повторил про себя Андрей, - спутники... О ком он?" И вдруг слепящим зигзагом боли метнулось воспоминание: грохочут выстрелы, кони мечутся в узкой ложбине, один за другим падают красноармейцы, последний мчится вдоль барханов, припав лицом к конской гриве, и, нелепо взмахнув руками, валится набок... И, словно в кошмарном сне, - медленные всплески сабель, которыми басмачи добивают раненых...
* Город богатырей.
** Туркменская папаха.
*** Шуба из грубо выделанных кож.
И тишина... Только звенящий клекот коршунов да настороженное фырканье успокаивающихся лошадей...
- Ну так что?
- Нет.
"Неужели это мой голос? Хриплый, надсадный..."
- Нет!
- Идиот! - Офицер оборачивается и кричит что-то тем семерым в зловеще надвинутых на брови папахах. Семь вскинутых к плечам винтовок упираются в Андрея слепыми зрачками дул. В каждом застыл сгусток кромешной тьмы.
Еще не поздно. Еще можно остановить их. Всего одно слово и...
- Нет! - исступленно крикнул Андрей. - Нет!! Нет!!!
И кромешная тьма взорвалась багряными вспышками, и небо обрушилось на него с беззвучным грохотом.
...Внизу, в чернильной темноте ущелья мерцали-переливались огоньки горнообогатительного. Луна перекочевала влево за остроконечный пик. Посветлело небо над заснеженными вершинами.
Андрей провел ладонями по лицу, отгоняя назойливое воспоминание, но от него не так-то легко было избавиться...
В то памятное осеннее утро он очнулся с каким-то странным двойственным ощущением. Залитая солнцем просторная комната с белоснежными стенами и распахнутыми настежь окнами была ему незнакома, но он мог поклясться, что уже бывал здесь не раз.
Скрипнула дверь. Вошел молодой человек в белом халате. На красиво очерченном лице печально мерцали большие выразительные глаза. Андрей видел его впервые, но непостижимым образом знал, что его зовут Гоги и что он - племянник Сандро Зурабовича Метревели.
- Гоги, - негромко произнес Андрей. Юноша вздрогнул и растерянно улыбнулся.
- Что со мной? - медленно выговаривая слова, спросил Андрей. Голос был его и не его. Во всяком случае этой хрипотцы и певучих гортанных интонаций прежде не было.
- Все хорошо, - Гоги отвел взгляд. - Теперь уже все хорошо.
- Что это было?
- Землетрясение. Вас ударило обломком.
Андрей кивнул и поморщился от боли.
- Помню. Падала колокольня. А на мостовой стояла девчурка с мячом. Что с ней?
- Все в порядке. - Гоги испытующе смотрел на Андрея, словно стараясь прочесть его мысли. - Это моя дочь. Если бы не вы...
- Где Сандро Зурабович? - перебил Андрей. - Он был здесь. Я знаю. Он был здесь. Где он?
- Успокойтесь. - Гоги поправил простыню, мягко похлопал Рудакова по плечу. - Дядя отдыхает.
