Бернет - Черный гость
Х
Он был очень изумлен, заметя, что дверь маленького подъезда, доступная только ему, была не заперта. - "Нет сомнения, - кричал он, вбегая в кабинет и бросая на пол шляпу, шубу и калоши Ивана Ивановича, - нет сомнения, во всем этом кроется какой-нибудь ужасный обман, давно известный целому свету!" Тут растворил он наотмашь двери залы и побежал к Анне Петровне. А спасенный этим порывом Росников вышел на цыпочках из залы и, зацепясь ногою за неожиданно возвращенную ему одежду, поднял ее и мигом надел на себя; затем бросился опрометью из дома. - Из всех чудес нынешней ночи, - бормотал он, стремительно выбегая на улицу, - явление моей шубы, шляпы и калош- самое необъяснимое чудо! Долевский вошел к Анне Петровне, сгорая адскою жаждою стать наконец лицом к лицу с вероломною, насладиться ее испугом и напрасными мольбами. Но он был встречен вовсе не так, как ожидал. При его появлении лицо Анны Петровны выразило не боязнь и замешательство, а какое-то гневное изумление, смешанное с презрением. Расширив глаза, смотрела она на своего мужа, как смотрит неприступный судья па дерзкого и закоснелого преступника. - Как смели вы войти сюда? - спросила она грозно. С своей стороны Долевскнй, остолбенев от такого приема, тоже вперил удивленные очи в лицо жены. - Я пришел, - отвечал он наконец зловещим, глухим голосом, - я пришел, сударыня, требовать отчета в ваших поступках. - Вы? В моих поступках? Вы потеряли на это вечное право, и я не хочу вас более ни слушать, ни видеть. - Нет, Анна, - вскрикнул Долевскпй, - не так скоро откажусь я от этого права, как ты полагаешь! Моя несчастная ветреность разве может оправдать твое холодное вероломство? Должна ли ты платить мне злом за зло? Разве для тебя легко смыть позор с нашего дома? Спроси об этом самых легкомысленных женщин: тебе скажут, что отныне оп неизгладим и что этим я обязан одной тебе, тебе, которую я уважал более всею на свете, которую считал образцом чистоты и благоразумия, которую любил нежно и почтительно, которой верил безусловно и без всякого опасения. Волнение чувств захватило голос Долевского. Он замолчал, но колеблющаяся грудь, судорожно сжатые губы и бледность щек показывали, как истинно, как глубоко его огорчение. В самом деле, только теперь, когда он убедил себя в невозвратной утрате сердца Анны Петровны, только теперь он почувствовал, до какой степени любил ее. С ним случилось то же, что случается обыкновенно с ветрениками, которые понимают всю цену сокровища тогда только, когда его по теряют. - Это превосходит всякое вероятие! - начала Анна Петровна тихим голосом. - Вы поступили как нельзя хуже и вы же меня обвиняете! Впрочем, я готова отвечать вам на все, чтоб видеть, как далеко простираются ваше лицемерие, ваша несправедливость. Извольте меня спрашивать. - Прежде всего я желал бы знать, почему вы оставили маскарад и увезли с собою мою шляпу и шубу? - Я оставила маскарад потому, что мне сделалось там смертельно скучно; шуба и шляпа ваши были у моего человека; их никто не увозил, и вам самому очень хорошо известно, что вы приехали домой в своей шубе и шляпе. - В самом деле??? А хотите ли вы посмотреть, в каком наряде я действительно вернулся из маскарада? - Меня это очень мало интересует; впрочем, пожалуй! Долевский стремительно подал руку жене и повлек ее в кабинет: - Вот в чем я приехал домой! - кричал он: - вот в чем... Говоря это, он искал глазами на полу чужой шубы и шляпы, по они уже исчезли. - Я ничего не вижу здесь, кроме ковра, - возразила жена, - ужели вы хотите меня уверить, что вы ехали со мною завернувшись в этот ковер? Но я сейчас обнаружу всю нелепость ваших странных, фантастических выдумок. Тут Долевская позвонила. - Принеси сюда, - сказала она вошедшему слуге, - ту шубу и шляпу, в которых барин приехал нынешнею ночью из маскарада. Через минуту слуга исполнил ее приказание. - Где ты взял это? - .закричал Долевский, - сказывай, кто тебе отдал мою шубу и шляпу, которых искал я целый час у подъезда? - Вы сами изволили отдать мне их в передней па руки, когда воротились из маскарада. - Прочь с глаз моих, негодяй! - заревел Долевский. - Я теперь вижу, что целый дом против меня в заговоре; я теперь понимаю, что здесь все против меня сооружено и подкуплено! И кем же? Моею женою! Вот награда за мое ребяческое доверие! - Жаль мне вас, - начала Анна Петровна, - никогда я не ожидала, чтоб вы могли унизиться до таких бесполезных и смешных изворотов! Прошу вас об одном: позвольте мне вас оставить...- Тут Долевская горько зарыдала. - Да объясните же мне, наконец, эту загадку, - сказал Долевский. - Вам очень хорошо известно, что вы приехали домой вместе со мною, в своей шубе и шляпе, вот в этой маске и в этом домино с красной ленточкой, тайну которой узнала я от служанки; вы очень хорошо помните, как нарушили мой сон, явясь неожиданно в моей спальне, как погасили мою лампаду... Тут Долевский уже потерял совершенно рассудок. Бессмысленно глядел он на капуцин и маску, топал ногами, рвал на себе волосы, вопил, проклинал себя. Он заставил Долевскую несколько раз повторить рассказ о случившемся и, убедясь, наконец, что она говорит без обмана, впал в мучительное подозрение, что какой-нибудь злодей воспользовался его отсутствием и нарядился в его одежду. Он признавал в этом кару провидения за свои шалости, в которых громко и подробно теперь каялся. - Прости меня, Анна, - повторял Долевский на другой день утром, целуя руки своей жены, - я всегда любил тебя, а теперь люблю более, нежели когда-нибудь; я хочу загладить свои прежние проступки: па этой же неделе оставим столицу, чтоб избежать толков и сплетней, которых я предвижу целую бездну; уедем на полгода в нашу подмосковную деревню, предав совершенному забвению всех капуцинов и других маска радных оборотней. Докажем им, что они, намереваясь окончательно разрушить паше семейное счастье, утвердили его навеки. И Долевские оставили Петербург.
