Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)
- О, всемилостивый Аллах, какое несчастье! - стонал дервиш.- Какое несчастье! Я добываю себе пропитание каламом и чернилами. Как же теперь я удержу калам вареным пальцем?!
- Учитель! - сказал я, бережно схватив трясущуюся руку старика и сунув его вспухший палец в холодную воду.- Я стану твоей рукой! Клянусь, что не оставлю тебя ни на миг, пока твой ожог не заживет, ведь это я стал его невольной причиной. Учитель, я буду писать за тебя и клянусь, что ты ни разу не испытаешь голода!
"В самом деле?! - изумился я про себя.- Выходит, умею еще и писать?!"
- О, славный юноша! - сказал дервиш, переведя дух.- Всякая возможная благодарность не достойна твоей доброты и твоего благородства.
Потом он вынул палец из чашки, осмотрел его со всех сторон, понюхал, лизнул и усмехнулся.
- Совсем негоден,- язвительно проговорил он.- Думаю, его вполне можно отрезать и выбросить в реку.
- Учитель! - обомлел я.
- Твоя служба может затянуться,- мрачно сказал старик и вдруг расхохотался.- Что скажешь, доблестный наездник калама? Без чего обойтись труднее? Без пальца или без памяти, о похищении которой ты сокрушаешься столь назойливо по отношению к самому себе?
- Учитель! - еще сильней обомлел я.
- Теперь садись и рассказывай,- повелел дервиш. Переведя дух в свою очередь, я уселся поближе к огню и поведал дервишу о всех таинственных злоключениях, вместившихся в мою столь краткую по новой мерке жизнь. Дервиш слушал очень внимательно, прихлебывая чай из своей чашки и, когда я завершил свое предание, еще долго пребывал в молчании, поглядывая то на огонь, то на небосвод, весь наполнившийся чистыми каплями звезд.
- Действительно, необычная история,- наконец задумчиво проговорил он, и весьма поучительная не столько для юноши, сколько для старика, воображающего, что он прожил долгую и полную, как багдадский караван, жизнь. Такие случаи происходят неспроста... или же совершенно случайно. Если отбросить все противоречия между твоим рассказом и твоим нынешним положением, то надо начать с того, что никаких древних крепостей в окрестностях нет, поверь мне на слово,... Попадаются в здешних горах кое-какие крепости, но до ближайших - не менее трехдневного перехода. Что ты можешь на это сказать?
Не в силах найти никакого объяснения, я невольно посмотрел в сторону реки, по-видимому, разбиравшей дорогу ночью не хуже, чем днем.
- Полагаю,- продолжал дервиш,- ты можешь поблагодарить разбойников, укравших твою одежду и, возможно, память по крайней мере за то, что они сделали из тебя очень искусного пловца.
"В самом деле, стоит ли держаться за те щепки, что плавают теперь на поверхности моей памяти? - рассудил я.- Потеряв всю собственность, стоит ли теперь торопиться с накоплением новой?"
Я охотно расстался бы в памяти с гибелью своего спасителя, оставив его в живых или упразднив само его существование. Но признать несуществующим тот испуг, что нагнали на меня чудовищный латник и его огромной длины волнистый меч,- это оказалось выше моих сил.
- Он чуть не разрубил меня надвое...- пробормотал я.- У меня даже остались ссадины на коленях, когда я выскакивал из-под стола.
- Ошибка,- спокойно произнес дервиш, подняв свой ошпаренный палец, который вовсе не казался теперь распухшим и больным.- Ты слишком долго смотрел на истукана. Чем дальше ты убегал, тем он становился больше. Признак сновидения. Увы, юный победитель драконов, скорее всего ты потел от страха задаром.
Дервиш немного помолчал и добавил:
- Ты не воспользовался самым точным способом проверки существования врага.
- Каким? - обрадовался было я.
- Как только он взмахнул своим мечом, надо было повернуться к нему спиной... Его, а не твои, усилия пропали бы даром.
- Хорошо, если это сон,- пожал я плечами,- а если не сон?
Старик нахмурился, делая вид, что мой вопрос ввел его в глубокие размышления, и наконец возвестил:
- В этом случае воину пришлось бы убедиться в твоем собственном несуществовании, что, по сути дело, одно и то же.
Я только и сделал, что разинул рот, а старик так расхохотался, что даже огонек заплясал на догоравших сучках, а его желтый тюрбан показался мне глазом демона-ифрита, подмигивавшим мне из мрака ночи.
- Алмаз ума,- обратился я к дервишу, придя в себя и по юношеской наглости решив не сдаваться,- мне представляется, что есть еще одна, последняя проверка бытия.
- Слушаю тебя, укротитель снов,- сказал дервиш, и весь обратился во внимание, что очень располагало меня к старцу, несмотря на все его шутки, которые ничуть не помогли мне выбраться на берег здравого рассуждения.
- Я ел... или мне снилось, что я ел - трапеза, если Учитель помнит, происходила в высокой башне - мне представлялось, что я ел бобы, а в изюме попадались косточки, и я, торопясь насытиться, проглатывал их. Можно теперь дождаться утра и естественного срока. Потом я отойду за камни и, немного потрудившись, расковыряю палочкой собственные испражнения. Таким образом бытие...
Я не договорил, потому что дервиш потянулся ко мне, словно стремясь разглядеть какую-то родинку на моем лице.
- Может, ты был учеником лекаря,- проговорил старик,- и испробовал на себе слишком сильное снотворное?.. Кое-какое бытие тебе несомненно удастся подтвердить таким способом, но чем ты докажешь, что бобы были съедены именно в крепости, а не в духане? Приготовленные наспех, они могли подействовать во время твоего сна не только на нижний желудок, но и на верхний.
С этими словами он коснулся больным пальцем своего тюрбана.
- Все ясно, Учитель, я не существую! - воскликнул я в отчаянии и взмахнул руками.
Дервиш засмеялся и протянул ко мне свои руки. Я невольно бросился к нему и бережно взялся за его иссохшие, тонкие пальцы.
- Вот теперь, славный дровосек пустыни, наступило время по-настоящему приняться за дело,- по-отечески ласково проговорил он.- Вообрази, как приятно начинающему горшечнику заглядывать в темную пустоту своего первого кувшина.
- Учитель, значит, это ты усыпил меня, наставляя на Путь! - горячо воскликнул я.
- Клянусь небесами, всего только шел мимо и увидел тебя лежащим здесь, на берегу,- ответил старик, намеренно сокрушавший всякую опору моих здравых рассуждений, как только я находил в своем прошлом опыте то, что могло послужить такой опорой.
Некоторое время мы просидели в молчании. Огонек на углях медленно угасал, точно засыпая, и ночь все крепче охватывала мои члены мертвенным холодом.
Теперь я был утомлен и подавлен сильнее, чем после безуспешной схватки с облаченным в доспехи великаном. С какой стороны не подступал к делу, все получалось, что я -- не более, чем безымянный Никто, не имеющий никакого значения под Небесами.
