Юлия Зонис - Биохакер
Извернувшись, она сбросила ладони Сэми, подбежала к двери и выскочила за порог. И чуть не наткнулась на Майка. Тот стоял под окном и подслушивал. Глаза у него были как блюдца. Очень большие, очень голубые. Очень красивые блюдца, совсем как те, из супермаркета в Барри, синие с белой каемкой.
Сиби поняла, что он все слышал, и поняла, что должна что-то сказать. Она шагнула к Майку. Увидев ее, мальчишка попятился и во весь голос крикнул:
– Не подходи!
Развернувшись, он помчался вниз по улице, между двумя рядами одинаковых серых бараков. Из-под его ботинок во все стороны летел смешанный с грязью снег.
Саманта Морган проснулась и села на постели, дрожа и задыхаясь. В окно светила полная луна. Издалека несся тоскливый вой – это стая канивров оплакивала ускользнувшую добычу. На мгновение Саманте почудилось, что надо вскочить и снова бежать, но тут до нее донеслось спокойное дыхание трех спящих людей. Один свернулся клубком на соседней койке, целиком спрятавшись под одеялом. Еще двое лежали на полу: два темных силуэта, покороче и подлиннее. Луна освещала их расслабленные лица. Никто не гнался за Самантой, никто, кроме обрывков дурного сна.
Этот сон длился с того момента, как она выглянула в окно своего дома и увидела волка, терзавшего ее сына. Два винтовочных выстрела оборвали борьбу, но не сон. Во сне была девочка с черными большими глазами, упрямо тащившая ее куда-то и твердившая о каком-то Мартине и каком-то Колдуне. Во сне была река и злой заснеженный лес, но все это оставалось где-то на периферии зрения, потому что главными персонажами сна были трое. Ее мертвый сын, Алекс с двумя пулевыми отверстиями в спине и некто третий, смотревший сверху насмешливо – как смотрел давным-давно сквозь разноцветные витражи собора.
Трое безмолвствовали, поэтому ей пришлось говорить за них. За сына она молчала – он и при жизни не сказал ни слова, но от его присутствия всегда становилось хорошо и спокойно. Он умел изъясняться без помощи языка, он говорил не только с ней, но и со свирепой, наполненной монстрами чащей, – и монстры переставали быть монстрами, и чаща делалась прозрачной и светлой обителью. С Алексом и с третьим приходилось спорить: жалкий спор, потому что оппоненты не удостаивали ее возражениями. Алекс просто смотрел бледно-голубыми глазами, холодными, как небо, с которого бессловесно улыбался третий. Потом оборачивался спиной и уходил, и на спине его алели две жуткие раны. Тогда третий беззвучно смеялся, и Саманте приходилось затыкать уши, но даже с заткнутыми ушами женщина слышала смех.
Так продолжалось три дня – вплоть до прошлого вечера, до того момента, когда из лесу показались псы. Если бы Саманта была одна, она просто легла бы на снег и позволила пытке закончиться. Однако с ней рядом оказалось другое живое существо, маленькое и загнанное. Следовало его защитить, а потом уже думать о себе. Девочка помогла Саманте вырваться из сна – но, как выяснилось этой ночью, не окончательно. То ли от удара и последовавшей контузии, то ли оттого, что все силы ушли на бег, сон застал ее беззащитной и поглотил без остатка.
На этот раз в нем не было третьего. Вместо третьего наверху катилось багровое, валящееся за дальний лес солнце. До леса тянулся галечный пляж. Галька сверкала, как слюда, и скрипела под ногами Саманты. Те, что шли по обе стороны от женщины, шагали бесшумно. Справа шел ее сын, и горло его было разорвано, а из раны непрерывно струилась темная кровь. Слева вышагивал Алекс. И в этом сне он не молчал. Напротив, говорил так много, что Саманта уже начала сомневаться, действительно ли видит сон.
Для начала, обернувшись к ней, Алекс сказал:
– Я понял, что он мой сын, как только ощутил вкус его крови. К сожалению, у Гморка очень острые зубы и сильные челюсти. Извини. Я ничего не мог сделать. А потом ты убила меня, и я не успел объяснить…
– Я убила не тебя, – ответила Саманта. – Я убила чудовище.
Алекс усмехнулся. По лицу его скользили багровые отсветы. В этом пожарном зареве рыжие от природы и от пролившейся крови волосы Алекса горели, как огонь.
– Знакомая отговорка. Все вы говорите так. «Я не убивал Мирру, я прикончил чудовище», – передразнил он кого-то неизвестного. – Чушь. Пора бы уяснить, что человек и есть чудовище. Смешение ангела и зверя, все выси и все бездны в одном существе. «Он вместилище скверны и чистый родник, он ничтожен, и он же безмерно велик» – так, кажется, старина Хайям говорил о нашем племени. Тот, кто не хочет этого признать, ведет себя как ребенок, от страха прячущий лицо в ладонях. Тот, кто хочет убить чудовище в себе, просто оскопляет себя, лишает половины души…
– Не все бездны, – тихо возразила Саманта.
– Что?
– Не все бездны, – уже уверенней повторила она. – Есть такие, после которых человек не имеет права называться человеком.
Алекс пожал плечами.
– Хорошо. Не все бездны, – согласился он с неожиданной покладистостью. – В любом случае я хотел поговорить не об этом. Я хотел извиниться за то, что его… – Тут он кивнул направо, где размеренно и мертво вышагивал ее сын. – …убил. Если бы я знал, кто он такой, поступил бы иначе. Но тебя все равно следовало от него избавить.
– Зачем? – тихо и горестно пробормотала Сэми.
– Затем, что ты шесть лет провела во сне – а твоим мозгам и таланту можно было найти гораздо лучшее применение.
– Ты не можешь об этом судить.
– Кое в чем могу. Сладкий пароксизм материнства, в котором ты застыла… Я видел мадонн итальянских мастеров. У них очень довольные и очень тупые лица.
– Их лица светятся…
– Животным довольством, – перебил Алекс. – Если уж говорить о мадоннах, то мне куда ближе православные иконы. На лицах православных Богородиц запечатлено горе, знание жестокой судьбы их сына. Знание, которое всегда лучше неведения…
Они все шагали на закат, к черной гребенке леса, но лес не приближался. И это было хорошо, потому что в лесу таилось страшное – может, стая канивров, а может, и что-то похуже. Мертвый человек-олень уже не мог никого защитить от свирепости этой чащи. А Алекс не замечал опасности и шагал широко и уверенно. Или, может, это потому, что он тоже мертв?
– Помнишь, я сказал тебе – кажется, дважды, – что великий ученый никогда не соперничает с людьми, – продолжил Алекс. – Только с тем, кого на самом деле нет…
– Почему ты уверен, что его нет?
Алекс обернулся к ней. Его голубые глаза смеялись.
– Я ведь умер. Уж кому бы и знать, как не мне. Нет никакого суда, никакого света во тьме… Хотя бы ради того, чтобы выяснить это, стоило умереть.
– Умирать вообще не стоит, – возразила Саманта.
