Фредерик Пол - Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы
Он попытался задавать вопросы, но Тайко только рассмеялся.
— Избавимся от машин, — помпезно заявил он. — А затем откроем огонь по ним, или по Земле, осьминогу, или по иным тварям, расплодившимся в Галактике! Но сперва мы приберемся в собственном доме.
— Присоединяйся к нам и расслабься, — предложила Эдне.
— Каким образом?
— Увидишь, — сказала она.
Испытывая угрызения совести, Форрестер не хотел привлекать лишнего внимания своим интересом к сирианам. Но он все же задал вопрос.
— Но почему не принимается никаких ответных мер?
— Принимаются, — уверил Тайко. — Не стоит волноваться! Сейчас начнется массовый исход струсивших людей в морозильники. Помнишь выражение: «Пусть этим займется кто-то другой, но только не я». Затем, по приходе сириан, соответствующие люди займутся ими. Или нет, кто знает.
— Кстати, у нас с Тайко сеанс кроулинга, — сообщила Эдне. — Идем с нами. Отдохнешь. Поползаешь…
— Ползать?!
— Обязанность каждого — поддерживать форму. Особенно в нынешние времена, — убеждал Тайко.
— Вы так добры ко мне, — с благодарностью признался Форрестер, мечтая об одном — остаться в комнате и смотреть обзорную стену. Передавали сообщения со станции слежения, входящей в щит обороны Земли. И хотя повторялось сообщение «Следов беглого сирианина не обнаружено», Форрестер предпочел бы не уходить из комнаты, а дождаться обнадеживающих вестей и убедиться, что Земля в безопасности. И еще… Первым услышать, как пойманный сирианин на допросе рассказывает о сообщнике…
— Мы ушли на кроулинг, — напомнила Эдне. — Мы должны уходить прямо сейчас.
— Обождите, — раздраженно сказал Форрестер. — А что передавали о Грумбридж 1830?
— То же, что и неделю назад, дорогой Чарлз. Это всего лишь комета. Так мы ползаем или нет?
— Чарлз еще не пришел в себя от добычи, — насмешливо сказал Тайко. — Увы, старина, у остальных все-таки бывают дела.
Форрестер оторвался от карты звездного неба, высвечиваемой обзорной стеной, и посмотрел на Тайко, тот подмигнул и добавил:
— Сейчас ты уже в команде. Пора приступать к делу.
— Команда? — не понял Форрестер. — Дела?
— Мне надо выступить от имени Общества, — разъяснял Тайко. — С публичным обращением, как вы называли это раньше. И, так как ты уже получаешь от нас деньги, будет неплохо, если ты посмотришь саму процедуру. Потому что, — и он толкнул Чарлза в бок, — совсем скоро ты начнешь заниматься этим сам.
— Но сперва поползаем, — сказала Эдне. — Какого Пота! Пойдем же!
Они потащили с собой рассеянного, бормочущего Форрестера, который через некоторое время понял, что своим поведением он привлекает нежелательное внимание.
Возможно, размышлял Форрестер, самое правильное с его стороны — сдаться властям и признаться во всех смертных грехах…
— Сэр, я совершил дурной поступок и хочу сделать официальное заявление. В состоянии, предположительно, гипноза я помог убежать сирианину, таким образом навечно нарушив безопасность человеческой расы…
Да, вероятно, в другое время так и следовало бы поступить, но только не сейчас.
А пока надо стараться походить на остальных. И если опасность вторжения сирианской армады и уничтожение Земли вызывало у них как лихорадочное возбуждение, так и пренебрежение, то и он изберет идентичную манеру поведения.
— Неплохо мы погуляли за свои денежки! — весело и беспечно понес Форрестер. — И неплохую планету мы создали! Но пусть победит лучшая раса!
Эдне в недоумении перевела взгляд на Тайко, тот повел плечами и сказал:
— Полагаю, он еще не отошел от потрясения.
Форрестер прикусил язык и сосредоточился на происходящем вокруг. Тайко и девушка привезли его в южную часть города, где он прежде не был — на берег озера, к постройкам, напоминавшим павильоны Всемирной ярмарки. Ховеркар остановился.
Они вышли и смешались с группами и парами людей — все находились в приподнятом настроении. Здания, окружавшие их, имели странный оттенок веселья. Но это касалось не только зданий. Воздух наполнял всеобщий карнавал радости и похотливости. Любовное приворотное зелье, щедро испускаемое индивидуальными инджойерами, плотным туманом повисло в воздухе.
Вывески и витрины шокировали откровенностью, но после нескольких глотков живительного воздуха Форрестер уже наслаждался происходящим.
— Так-то уже лучше, — улыбнулась Эдне и одобрительно похлопала его по плечу. — Нам сюда, мимо машины радости.
Форрестер шел следом за ними. Он наблюдал за царившим весельем с нарастающим удовольствием и праздничной расслабленностью.
Королевство цветов! Цветы и травы застилали землю, по которой он шел, росли вдоль тротуаров, свисали с карнизов, склонялись над дорогой, тянулись лозами с изумрудными кистями винограда, с вплетенными в них россыпями ярко-красных светящихся ягод; геометрически точные посадки растений украшали стены домов. Даже прямо на дороге, посреди счастливой толпы, он заметил медленно и неуклюже передвигающиеся кустарники, усыпанные желтыми и оранжевыми плодами.
— Внутрь, — позвала Эдне и взяла его за руку.
— Быстрей! — вскричал Тайко, подталкивая Форрестера.
Они вошли в здание, напоминающее крепость, и опустились по наклонной плоскости, ограниченной мерцающими огоньками. Концентрация аэрозоля была раз в десять выше, чем на свежем воздухе. Форрестер начал проявлять к Эдне повышенный интерес, даже больший, чем к сирианам. Эдне наклонилась и заигрывающе прикусила ему мочку уха. Тайко довольно рассмеялся. Они были не одни. Поток людей с раскрасневшимися возбужденными лицами нарастал и спереди и сзади.
Форрестер всецело отдался празднику:
— Ведь после всего, — крикнул он Эдне, — какое это имеет значение. Нас все равно сотрут в порошок!
— Дорогой Чарлз, — ответила она, — помолчи и раздевайся.
Подсказка почти не удивила Форрестера. Он отметил, что вся процессия принялась сбрасывать одеяния: накидки, платья, прозрачное ажурное нижнее белье полетело на пол, а маленькие металлические машины собирали и выкидывали все в урны.
— Ну а почему бы и нет? — засмеялся он, и швырнул ботинок в автомат-уборщик, который, как котенок, встал на задние колеса и поймал его в воздухе. Толпа спускалась все ниже, с каждым шагом избавляясь от одежды. И вот они очутились в зале с высокими сводами, где шум разговора и смех были громки, как на суде линча.
Дверь закрылась. Липкий аромат исчез. Потоки резкого, холодного вещества обрушивались на обнаженные тела и отрезвляли людей.
Чарлз Форрестер не прожил и четырех десятков лет фактического времени — времени, отмеренного сердцебиением и работой легких. Первая часть жизни, измеренная десятилетиями, протекала в двадцатом веке. Вторая — дни, дарованные чудом, — началась после пяти веков забытья в морозильных камерах.
