Андрей Егоров - Балансовая служба
Как и другие, он отправился искать богочеловека, прихватив с собой бутыль с водой, мешок с лепешками и дорожную палку.
* * *Следующие месяцы прошли в бесконечных переходах. Без объяснения причин Медея поднимала своих сторонников и заставляла отправляться в путь. Люди шли густой толпой, несли на себе весь имеющийся скарб, гнали овец.
Митрохин полагал, что таким образом колдунья надеется уберечь людей от опасности. То и дело перемещая лагерь, она действовала интуитивно. На вопросы Медея отвечала весьма неохотно. У Ивана Васильевича в определенный момент возникло ощущение, что она сама не знает, что делать. Он даже высказал свое возмущение по поводу безответственности, с которой действуют некоторые дамочки, совсем не думая о людях. Колдунья поглядела на него с осуждением.
– Меня направляет Белое божество.
– Ах вот как, это все объясняет, – кивнул Митрохин. Несмотря на многие удивительные события, плохо поддающиеся осмыслению с точки зрения простого обывателя, скептического отношения к мистике он не утратил. В существование Черного и Белого богов, создателей этого мира, решительно отказывался верить, считая религиозные представления обитателей Хазгаарда красивой легендой, придуманной кем-то для собственного блага. Может, изобретенной самим владыкой Сарконом. Не зря же он объявил себя сыном Черного божества, а почти позабытое Белое божество окрестил покровителем разобщенного и слабого человечества.
– Ты не веришь в существование Белого божества, – констатировала Медея, склонила голову, разглядывая Митрохина ясными синими глазами.
– И Черного тоже, – ответил Иван Васильевич. – Вот что скажу тебе. Люди устали от бесконечных переходов. Им хочется наконец остановиться. Разбить лагерь основательно, а не сидеть на тюках, ожидая, когда ты снова позовешь их в дорогу.
– Думаешь, я не вижу, что людям тяжело?! – колдунья вздохнула. – Но если мы не будем перемещаться, нам не избежать схватки с врагом. А к полномасштабному конфликту мы пока не готовы.
– Но мы постоянно сражаемся, – возразил Митрохин.
Несколько раз действительно происходили серьезные стычки с джиннами. Присылаемые Сарконом вооруженные отряды натыкались на яростное сопротивление со стороны людей. И ни разу у врагов не получилось застать их врасплох. Всякий раз нападающая сторона оказывалась в худших условиях. И всегда люди уходили победителями, унося с собой многочисленные трофеи – магическое оружие и доспехи.
– Мы сражаемся только тогда, когда в этом есть необходимость. Только тогда, когда Белое божество говорит мне, что мы можем принять бой.
– Долго так продолжаться не может, – буркнул Иван Васильевич, он уже жалел, что затеял этот разговор: слишком гладко все выходило со слов Медеи. Возможно, она была права. И, действительно, там наверху есть какое-то высшее существо, способное подсказать верное решение.
Сила объединенного человечества крепла день ото дня. Поток желающих присоединиться к посланнику Белого божества на земле не иссякал.
Людей словно вела в лагерь высшая сила. Любой желающий стать одним из братьев встречал в пути множество тайных знаков, какой дорогой ему надлежит следовать, чтобы как можно скорее достичь цели. Косяки белых птиц летели к лагерю богочеловека, камни в степи слагались в указующий перст, ветер подгонял идущего в спину, а облака на небе плыли прочь от лагеря – здесь всегда стояла ясная погода.
Джиннов, желающих обнаружить местонахождение богочеловека, напротив, ждали в пути многочисленные препоны – песчаные бури, проливные дожди, каменные обвалы в насыщенных железом горах. И даже звезды на небе складывались в причудливые картины, не позволяя ориентироваться на местности.
– Интересно, – задумался Митрохин, – Черное божество дает указания Саркону, как ему надлежит действовать?
– Полагаю, что он может говорить с ним, – кивнула Медея.
– И как же это происходит? То есть, я хочу сказать, в какой момент ты понимаешь, что с тобой заговорило высшее существо.
– Не знаю, какой практикой пользуется Саркон. Что касается меня, то я вхожу в транс и слышу тихий шепот. Иногда мне удается разобрать слова. Но, чаще всего, я ориентируюсь по интонации.
– То есть ты даже не можешь понять, что именно он бормочет тебе на ухо? – не поверил Иван Васильевич.
– Я трачу очень много времени, чтобы правильно его услышать.
И это тоже было правдой. Большую часть времени колдунья проводила в медитации, активно занималась теорией магии, вычерчивая на песке странные символы и открывая для себя все новые тайны мироздания. В действительности далекого прошлого магия давалась ей много легче, чем в Москве двадцать первого века. Неведомая высшая сила вела ее по пути мистического знания, задавала ей вопросы и наталкивала на все новые решения. Временами Медее казалось, что она становится всесильной. Стоило ей лишь задуматься о чем-то, и идея осуществления того или иного магического действа являлась сама словно из ниоткуда. Помимо теории колдунья немало внимания уделяла практике, ибо ни одно заклятие не может стать совершенным, пока оно многократно не опробовано, а движения и слова не доведены до абсолютного автоматизма.
Над лагерем то и дело взвивались в небеса огненные шары, с грохотом разрывались на части, и ночь делалась светлой, как день, все вокруг расцвечивалось яркими красками белого колдовства. Из шатра колдуньи раздавался громкий шепот, слышались голоса, и звучала музыка красивейшей гармонии.
Митрохин тоже нашел себе занятие по душе.
Пока девушка копила силу, подключившись к потустороннему источнику, он сочинял стихи. Поначалу получалось коряво, да и как может быть иначе – раньше единственным творчеством для бывшего банкира являлось соавторство в деле сочинения финансовых отчетов. Основную часть готовила бухгалтерия, а он проверял документ, вносил коррективы и подписывал. Постепенно Иван Васильевич почувствовал, что преуспел в стихосложении.
Если бы раньше ему кто-то сказал, что он, практичный до мозга костей человек, финансист и бизнесмен, увлечется поэзией, он бы просто не поверил. Но теперь он неожиданно для себя почувствовал красоту слова, радовался удачной рифме. Митрохин иногда задавал себе вопрос, зачем ему стихосложение? Ответ пришел сам собою – чтобы выжить. Благодаря стихосложению Иван Васильевич еще чувствовал принадлежность к тому, другому миру, который давно покинул. Правда, лирика у него выходила весьма специфической и не слишком удачной с профессиональной точки зрения, но зато душевной.
Конечно, в лагере богочеловека Митрохин занимался не только поэзией. Большую часть времени он упражнялся с магическими предметами.
