Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне
Учительница вышла на школьное крыльцо. Над ним качалась от ветра голая лампочка, но в пяти шагах было уже темно. И вьюжно было, и холодно. Учительница поёжилась: до лавки три квартала. "Не опоздать бы", – подумала она. И ощутила крайнюю досаду, когда из темноты шагнул заснеженный бородатый человек и сказал:
– Прошу прощения. Не смогли бы вы проводить меня к директору?
Бестолковые пятиклассницы порвали ёлочные бусы. Теперь Данка сидела на ящике из-под игрушек и надевала блестящие шарики и висюльки на новую капроновую нитку. Алька торчал на трёхметровой стремянке. Он развешивал на ветках стеклянные сосульки и звёзды из жёлтой фольги, похожие на подсолнухи. Повесив игрушку, он обязательно спрашивал с высоты:
– Яр, ну как?
– Нормально. Только не загреми, – с беспокойством отзывался Яр и поглядывал на дверцу у сцены. Там была комнатка, в которой ребята готовили гирлянду. Наконец появился Чита. Он сказал:
– Переключатель искрит, надо перепаять. Ничего, это быстро…
Открылась большая дверь, и недовольный голос учительницы произнёс в коридоре:
– Директор Яр, к вам пришли.
В зал шагнул человек в барашковой шапке и заснеженном пальто. Бородатый. Борода была светлая, подстриженная аккуратным квадратом. Пахнуло холодом.
Пахнуло холодом не из открытых дверей, а словно отовсюду. Яру показалось, что кто-то незаметно и быстро вынул из окон двойные стёкла. У Данки посыпались с нитки бусины (к счастью, не на пол, а в подол). Сверху, от Альки, упал и глухо лопнул на полу серебристый шар.
– Растяпа. Уже четвёртый, – быстро сказала Данка, хотя это был первый разбитый шар.
– Ничего подобного, третий, – отозвался Алька и стал сбивчиво насвистывать.
Яр посмотрел на Читу. Чита коротко зевнул и прислонился к стене у дверцы. Он стоял в небрежной позе и разглядывал ёлочную верхушку. Левую ладонь держал за спиной, правую – у брючного кармана. Карман кругло оттопыривался, будто в нём лежало яблоко.
– Прошу прощения, директор Яр, – хрипловато сказал в бороду незнакомец. – Я не решился бы на это бесцеремонное вторжение, если бы не крайняя нужда.
– Проходите, – сказал Яр, стараясь задавить в себе тоскливое ожидание беды. – Можете раздеться… Можете даже снять бороду, если она вам мешает. На роль Деда Мороза вы всё равно не тянете.
– Не тяну, – согласился гость. – Но борода натуральная… насколько это возможно.
Он снял шапку, стряхнул с неё капельки. Размотал шарф. Медленно, по-стариковски, стянул пальто. Вешалки в зале не было, он положил одежду на стулья у входа. Выпрямился. Теперь он был похож на пожилого профессора: аккуратная седоватая прическа, отутюженный пиджак, что-то вроде университетского значка на лацкане. Широкая борода наполовину закрывала тёмно-малиновый галстук.
Бледноватое лицо "профессора" было добродушным, голубоглазым и вполне живым. Однако и в лице, и в речи его была та излишняя правильность, которая резанула тревогой Яра и ребят. Даже Данку и Альку, хотя они знали т е х только по рассказам.
– Где мы можем побеседовать, Ярослав Игоревич? – осведомился "профессор".
– Здесь, – сказал Яр.
– Но… – "Профессор" посмотрел на ребят.
– Ничего, – сказал Яр. – Они в курсе. Это те, кто был в крепости.
– А! – произнёс "профессор" с чисто человеческой ноткой. С уважением и сдержанной грустью. – Это ваши бойцы…
– Да, – сказал Яр. Он шагнул к окну, снял с шахматного столика коробку с ёлочной мишурой, придвинул два стула.
– Садитесь.
– Благодарю… – Гость сел, аккуратно поддёрнув на коленях отглаженные серые брюки. Стало тихо. Чита смотрел на ёлочную верхушку. Алька с очень беззаботным видом укреплял на ветке золотистого петуха. Данка вновь собирала бусы.
"Профессор" наконец сказал:
– Я понимаю, что мой визит слегка портит вам предпраздничное настроение…
– Не скрою, портит, – отозвался Яр. – Но ещё больше удивляет. Не думал, что после того… инцидента на почтамте кто-то из вас решится на прямой контакт с нами.
Гость задумчиво похлопал по столику узкой ладонью.
– Пришлось, Ярослав Игоревич… А почему бы и нет? Мы же не враги. Нас столкнули роковые обстоятельства, но, если разобраться, нам совершенно нечего делить в этом мире. Мы можем жить, не мешая друг другу и даже помогая…
– Да? – ровным голосом сказал Яр.
– Я понимаю… Были горькие эпизоды, были потери… Но в итоге вы оказались победителями! Ярослав Игоревич! В последнем конфликте вы ликвидировали одного из наших… гм… представителей. Хотя со всех точек зрения он был неуязвим.
– Сам полез, – подал голос Чита.
– Разумеется! – воскликнул "профессор". – Кто же спорит, что ваши действия были логичны и справедливы!
– Мы звали его "Наблюдатель", – без улыбки сказал Яр. – По-моему, он был большой дурак.
– Безусловно! – весело согласился "профессор". – Безнадёжный болван. Это и понятно, всего единица.. Не его жаль, а то, что он так бездарно провалил манёвр. А главное, что не успел проинформировать нас, какое оружие вы применили. Казалось, что такого оружия не существует. Увы, оно есть, и нас это до сих пор озадачивает. Говорю вам это вполне откровенно.
Яр незаметно взглянул на Читу. Чита смотрел на верхушку ёлки. Но губы у него чуть шевельнулись.
Яр с усмешкой спросил:
– А что значит "единица"? Какая-то мера интеллекта?
– В известной степени… Если интересно, я могу пояснить.
Яр сел поудобнее, давая понять, что ему интересно.
– Видите ли, мы во многом отличаемся от гуманоидных цивилизаций, к которым принадлежите вы, – доброжелательно и чуть печально сказал гость.
– Это заметно, – с ехидцей отозвался Яр. Его тоскливое беспокойство приутихло, и теперь ему было по-настоящему любопытно.
– Я имею в виду не мораль и не цели нашей деятельности, а чисто физическую сущность, – терпеливо разъяснил "профессор". – Наша осознавшая себя общность состоит как бы из атомов разума. Из сгустков энергии мысли… Есть представители, которые, как простейшие молекулы, состоят из одного такого атома. А есть "молекулы", напоминающие колоссальные скопления… Я, конечно, упрощаю, чтобы объяснить доступнее…
– Вы объясняете вполне популярно, – сказал Яр. – А позвольте поинтересоваться: сколько этих самых сгустков разума заключено лично в вас?
"Профессор" улыбнулся, как улыбаются взрослые, когда слышат бестактный вопрос ребёнка. Но ответил почти без задержки:
– Не вижу смысла скрывать: семьсот двадцать девять.
– Ого, – сказал Яр.
– Чего ж такое неровное число? – высказался наверху Алька. – Хотя бы до семисот тридцати дотянули…
– Число ровное, – вежливо объяснил "профессор". – Просто у нас другая система, не десятичная.
