Филип Фармер - Мятеж
С другой стороны, посмотрите, сколько выгод получило общество от применения этого средства узнать истину. Справедливость торжествует практически без сбоев, виновные в совершении преступлений очень редко избегают наказаний. Граждане воздерживаются от правонарушений, понимая, что наказание неминуемо. С тех пор, как началась Новая Эра, преступниками оказываются только те, кто попал во власть внезапного наваждения или у кого не хватило ума и предусмотрительности подумать о последствиях.
Каребара нахмурился, а затем жестом предложил охраннику отнести поднос с грязными тарелками к панели на стене. Толстозадый — мужчина с непристойно большими ягодицами, тоже слегка помрачнел. Очевидно, ему вовсе не улыбалось делать вместо заключенного его работу, но он подчинился.
— Я не стал бы придавать этой проблеме большого значения, — сказал профессор. — Знание методов противодействия туману будет распространяться с большой осторожностью и ограничениями. Очень немногие услышат о нем.
— Я так и думал, — улыбнулся Дункан. — Это умение станет достоянием лишь высших правительственных чиновников.
— Правильно. И конечно, им будут обладать обучающие этих чиновников.
Дункан снова улыбнулся.
— И как вы полагаете, долго ли позволят оставаться в живых или нестоунированными этим учителям после того, как они закончат свою работу?
— Чепуха! Это просто бессмысленно! Вас преследуют предательские параноические идеи! — вскричал Каребара.
— Если считаете это чепухой, отчего же вы так побледнели?
Каребара бросил взгляд на настенный экран, прочистил горло и заговорил слегка дрожащим голосом:
— Подобные действия не согласуются с нашими высокими идеалами.
— Идеалами? — переспросил Дункан, закончив обсуждение этой проблемы.
— Давайте работать, — переключился Каребара.
— Только после того, как я схожу в туалет. Мой желудок всегда срабатывает сразу после завтрака. Ничего не могу с этим поделать.
— Хорошо, только не торчите там вечность.
— К чему спешка? — Дункан поднялся с кресла. — Что, сегодня должен приехать Руггедо?
Каребара, плотно сжав губы, отвел взгляд.
— Я и не ждал, что вы мне ответите.
Вернувшись, Дункан увидел, что в комнате появилась еще и Полосатая.
— Одного сторожа уже недостаточно? — кольнул Дункан. — Вы что, боитесь меня, даже когда я в бессознательном состоянии?
Каребара, по-прежнему угрюмый и подозрительный, произнес:
— Мне вдруг пришло на ум, что если вы способны фабриковать по своему усмотрению ответы под туманом в ходе допроса, кто может гарантировать, что вам не дано вовсе имитировать бессознательное состояние?
— И вам кажется, что я могу что-нибудь выкинуть? Например, снова нападу на вас?
Дункан расхохотался.
— Ну, и кто из нас параноик?
Он сел на диван.
— Если вас действительно волнует эта возможность, то достаточно просто контролировать исходящее от меня альфа-излучение сразу после разбрызгивания тумана.
— Это, конечно, можно сделать, — сказал Каребара. — Но вы, Бивольф, явление исключительное. В некотором смысле очень жаль, что мы вынуждены содержать вас здесь. Лучше было бы поместить вас в такое учреждение, где имеется необходимое лабораторное оборудование и где за вами могли бы наблюдать специалисты, обладающие более высокой, чем у меня, квалификацией. — Он вздохнул и продолжил: — Но пока что это невозможно. Вот после революции у нас откроются совершенно другие перспективы.
— Я и тогда буду заключенным?
— Это не от меня зависит.
Каребара закрепил электроды и начал подносить торчащую из прибора антенну к различным участкам тела Дункана.
— Мне нужно еще кое о чем спросить вас, пока вы не потеряли сознание.
Очевидно, профессор собирался узнать, что мог вспомнить Дункан о личности Кэрда, будучи в обычном состоянии. Эта тема оказалась для Дункана даже более легкой, чем он предполагал. Закрыв глаза, он вызвал образ Кэрда II, и тот действительно предстал перед его глазами с ногами, опутанными длинными, светящимися красным светом, корнями из живой плоти. Корни эти уходили в бесконечную пропасть, заканчивающуюся беспросветной тьмой. Собственно, Дункан ощутил себя этим человеком, Кэрдом II, хотя в то же время в нем сохранилось достаточно черт и его самого. По крайней мере, он без труда мог предстать перед взором профессора именно Дунканом, когда тот обращался к нему, произнося это имя.
Каребара читал вопросы, записанные на листе бумаги. Наверно, Руггедо написал, подумал Дункан. Ему представлялось, что Руггедо знал о его предыдущей личности гораздо больше Каребары.
— Что вы знаете о Чарльзе Арпаде Оме?
Вопрос этот мгновенно вывел Дункана из расслабленного и благодушного состояния. Он застал его врасплох, выскочив словно ниоткуда.
— Ом? — переспросил Дункан. — Я знаю о нем только то, что вы мне рассказали. Он был моей Субботней ролью на Манхэттене. Это вииди — шалопай и пьяница.
— И все, что вы помните?
— Да.
Это была неправда. Перед внутренним взором Дункана пронеслось сразу несколько лиц. Его лицо. Лицо Сник. Лицо Руггедо. Только вот имя у Руггедо было другое…
— Вы уверены?
Каребара стоял лицом к большому настенному экрану, на котором крупным шрифтом отображались показания приборов. Они свидетельствовали о том, что Дункан не испытывал ни малейшего напряжения и вел непринужденную беседу с другом.
— Ба! Что толку от всех этих экспериментов? — воскликнул Каребара, воздев к небу руки.
— Да, уверен, — ответил Дункан. — Мне известно об Оме только то, что рассказывали вы.
Каребара снова обратился к вопросам о Кэрде. Дункан отвечал автоматически, даже не напрягая внимания, только время от времени вынужденно отвлекаясь от основного направления своих мыслей, когда он не мог предоставить Каребаре необходимую информацию. Попав в подобную ситуацию, Дункан произносил традиционное «не помню» и снова обращался к поискам в своей памяти имени, которое, ускользая, никак не хотело попадаться на удочку. Неуловимое имя, словно кенгуру, скакало по кромке, ограничивающей зону, доступную его разуму?
Руггедо? Руггедо? Руггедо?
Что это значит? Где он слышал это слово? С чем оно ассоциируется? Может быть, с часами? Цифровые часы? Хронометры? Хрон… Хрон… Хрон… Древние устройства для измерения времени. Гномоны? Гномон… кажется, он вспомнил… это металлический треугольник или стрелка на шкале солнечных часов. Тень, которую отбрасывал стержень, показывала время суток. Но что общего это может иметь?.. Ах! На чистом экране перед его глазами вдруг вспыхнуло слово, обозначенное отчетливыми крупными буквами:
