Филип Фармер - Мятеж
— Пора вдохнуть тумана, — сказал профессор. — Откройте, пожалуйста, рот пошире.
…Проснулся Дункан через час, когда с него уже сняли электроды. Каребара с озадаченным видом склонился над ним, протягивая Дункану стакан воды. Он с трудом сел. Выпив, Дункан вернул профессору пустой стакан, и тот, поставив его на стол, молча покинул комнату в сопровождении двух охранников. Едва дверь закрылась, Дункан вскочил на ноги. Его шатало. Во рту, несмотря на выпитую воду, было сухо — казалось, язык, касаясь зубов, вот-вот высечет из них искру. В голове и в желудке словно катался раскаленный докрасна железный шар.
Не разбирая пути, Дункан помчался в ванную комнату.
— Эта букашка, наверно, опрыскала меня раза четыре, не меньше. И лекарствами накачала. Ну и гад.
Однако, если Каребаре и удалось добиться от него своими методами чего-то интересного, он держал это при себе. Дункан сомневался, что профессор сумел вытянуть из него нечто такое, чего он, Дункан, не хотел открыть. Чтобы создать новую личность, надо пройти через длинный ряд процедур, а это обстоятельство, видимо, вынуждает Руггедо-Иммермана торопиться.
Дункана вырвало недавно съеденным завтраком и на какое-то время он забыл обо всем. Прополоскав рот и выпив воды, утерев выступившие слезы, Дункан почувствовал себя немного лучше. Он собирался еще раз обдумать результаты сегодняшнего сеанса, но, не выдержав напряжения, заснул. Проснулся он около полудня, выпил немного кофе и закусил печеньем и сыром. В час дня пришли охранники, которые обычно сопровождали его в бассейн. Несмотря на ужасную головную боль и ощущение, будто все молекулы его тела и мозга скрипят и трутся одна о другую, он следовал распорядку. Проплавав почти час, Дункан почувствовал себя гораздо лучше. Воспользовавшись шумом — Кэбтэб самозабвенно шлепал себя по брюху, — Дункан сумел сказать несколько слов Сник, а потом и самому падре, когда столь же звучно плескалась в воде Пантея.
— Наверно, сегодня вечером.
В два часа явился Каребара.
— Полагаю, надо продвигаться быстрее. Нас ждет успех. Какие-либо научно обоснованные предпосылки для такого мнения отсутствуют, но у меня предчувствие.
— Преклоняюсь перед вашей интуицией, — заметил Дункан, — но я еще не отошел от сегодняшнего утра. Наверно, придется пропустить вечерний сеанс.
— Ни в коем случае, — с энтузиазмом сказал Каребара. — У нас появился шанс, и мы не можем его упустить.
— Я ручаюсь, что вы потеряете свое и мое время, о своем здоровье я уже и не говорю, — ответил Дункан. — Вы не продвинетесь ни на дюйм, если я не буду сотрудничать с вами, а я не собираюсь этого делать. Если к ночи я почувствую себя лучше, мы сможем попробовать. Иначе…
Каребара прикусил нижнюю губу, сцепил пальцы. Пришлось смириться.
— Ну хорошо. Следующий сеанс отменим. Но к вечеру вы _д_о_л_ж_н_ы быть готовы. Это очень важно.
Не потому ли, что к нам пожалует Иммерман? — подумал Дункан.
— Мне необходимо хорошенько вздремнуть, — сказал Дункан. — Надо избавиться от воздействия лекарств. Я постараюсь быть готовым, но мне кажется — вы злоупотребляете медикаментами. Может быть, вам лучше пригласить кого-нибудь более компетентного в этих вопросах.
Профессор покраснел, но промолчал. Через несколько секунд он в сопровождении охранников покинул комнату.
Дункан приблизился к окну ровно настолько, чтобы оно, не затемнившись, позволило увидеть, что происходит на улице. Солнце весело играло на белых парусах прогулочных яхт и разноцветных баржах. Оно блестело, отражаясь от ярко-красного фюзеляжа дирижабля и от солнечных панелей башен. Футах в пятидесяти ниже окна пролетела белоснежная чайка.
Бежать лучше ночью, подумал он.
В шесть часов на экране возник Каребара, пригласивший его на очередной сеанс.
— Мы начнем в одиннадцать.
— Почему?
— Это вам знать необязательно.
— Кэбтэб и Сник там будут?
— Это я могу вам сказать. Да, они будут. Таков приказ.
Дункан улыбнулся. График мог измениться только по одной причине.
30
Пантея Сник лежала без сознания на диване, одурманенная парами ТИ. Каребара, стоя рядом с ней, говорил:
— Вынашивали ли вы какие-нибудь планы освобождения собственными силами?
— Нет.
— Были ли у вас планы побега в компании и с помощью других людей?
— Да.
Вид у Каребары был очень довольный.
— С кем вы вступили в сговор с целью освобождения?
— С Вильямом Сен-Джорджем Дунканом и падре Кобхэмом Вангом Кэбтэбом.
— О Господи! Я так и знал, так и знал! Но как они сделали это, даже не говоря друг с другом? Слушайте, Гражданка Сник, отвечайте на мои вопросы подробнее. Каким образом — устно, в письменной форме, с помощью экранов или каких-нибудь других средств — вы согласовали свой план?
— Ах! — протянул Дункан, проснувшись.
Сердце его учащенно билось, хотя страх быстро отступал. Спал он совсем недолго, всего минуты три, но и этого оказалось достаточно, чтобы в мозгу его развернулся тот сценарий, которого он опасался. Если его тюремщики проявят необычайную бдительность, они применят ТИ к его друзьям. Они узнают то, чего знать совершенно не должны.
Было без пяти одиннадцать вечера. Скоро станет ясно, предпринял ли Каребара все меры предосторожности, которые мог предусмотреть, если почуял опасность. Дункану все же казалось, что профессор не прибегнет к этому, ему в голову не придет всерьез заподозрить побег. На это у него не было причин. Каждое движение пленников фиксировалось, каждое слово прослушивалось, по крайней мере тюремщики так считали.
За минуту до одиннадцати дверь распахнулась, и в комнату с пистолетами в руках вошли Толстозадый и Полосатая. Мужчина занял пост около стены ванной комнаты, а женщина — рядом с северной дверью. Появились Сник и Кэбтэб, а следом за ними — профессор. Прекрасно! Значит, их все-таки не допрашивали о планах побега.
Сник присела на противоположном от Дункана краю дивана, Кэбтэб осторожно опустил свое гигантское тело в кресло рядом с Дунканом. На несколько секунд воцарилась тишина, затем спокойным шагом вошел Руггедо-Иммерман. На нем была элегантная зеленая мантия, отделанная красными блестками, которая вкупе с коротко остриженными волосами и длинным искривленным носом, придавала ему вид древнеримского сенатора. Позади него шел Крылоносый.
Тонкогубый и Дерганый, вероятно, находились в мониторной. Хотя, вполне возможно, что один из них стоял за закрытой дверью.
Иммерман, кивнув Дункану, сел в кресло, обращенное к дивану — футах в восьми от него.