Дмитрий Поляшенко - Тени у порога
— Мам! Пап!
Было тихо.
Пройдя через дом, Роман с заднего крыльца ступил на теплую траву и сказал в пространство:
— Вызов симулятора «Зеркальная Земля». Я дома.
Он упал на траву, раскинул руки, вонзив в дерн пальцы. Дома... Даже дурацкая буква «К», парящая среди облаков, не портила ощущение, что он на Земле. Все-таки идея «33» гениальна.
Про дом Вадковский уточнил не случайно. Он мог быть за полкилометра отсюда на том самом озере, где наверняка затаился в прибрежных зарослях Тема и нервно бьет хвостом, следя за рыбами на мелководье. Кот был введен в симулятор лично Романом, но сейчас отсутствовал. Наверное, в самом деле охотился на озере.
Первым прибыл отец. Он выглянул на открытую веранду, скользнул взглядом по саду, не замечая лежащего Романа. Роман оттолкнулся от земли, перелетел через перила, повис у отца на шее. Они закружились среди плетеной мебели. Отлетел в угол легкий стул.
— Цел, путешественник?!
Роман промолчал, только сильнее сжал руки. Что-то горячее пробилось из-под ресниц.
— Задушишь.
Роман ослабил хватку. Улыбаясь, они молча посмотрели друг на друга. Снова обнялись.
Раздался радостный визг. Оба обернулись. В дверях замерла загорелая блондинка с бледным макияжем, хорошо оттенявшим сияющие голубые глаза.
— Романчик!
— Мама!
— Надежда, — сказал отец, втягивая голову в плечи — блондинка с раскрытыми объятиями бросилась к обоим. — Давай и правда следующей заведем дочку. Девочки поспокойнее, любят сидеть дома.
— Давай, Митя, — мягко и призывно улыбнулась, повернув голову, мама Романа. — Хоть двух. Но, боюсь, девочка будет амазонкой.
— Пожалуй, — задумчиво согласился отец. — Вся в тебя.
— Может быть, мне увлечься вышиванием гладью? — героически предложил Роман.
— Тоже не подходит, — с сомнением покачал головой отец. — Как бы темой гобеленов после таких приключений не стало какое-нибудь инферно.
— Никакого инферно не было и в помине. Деревца, бабочки, много солнца, ночная свежесть, чуть-чуть дождика.
— Я не понял твою записку, — сказал отец, когда они втроем, обнявшись, сидели на плетеном диване. — «Ушел в поход. Все объясню по прибытии». Это что значит?
— Хорошо, что не понял, — сказал Вадковский. Он жмурился — мама перебирала ему волосы, неотрывно, с млеющей улыбкой глядя в лицо. — Теперь уже ничего не значит. Все оказалось совсем не так.
— Ты молодец. Страшно было?
— Нет, мам. Было очень интересно. Очень. Я даже не ожидал, насколько интересно может быть не на Земле.
— У вас там действительно все закончилось? Скоро отпустят? — спросил отец.
— Считай, мы уже дома... Мама!
Неожиданно сильные загорелые руки стиснули так, что у Романа перехватило дыхание.
Попрощавшись, Роман решил вернуться на «Сигму» как в реальности — через кабину т-порта, затем на корабле внутренних рейсов. Впрочем, никакой разницы это не имело. Включив «честный» режим, он мог субъективные сутки «добираться» до космической лаборатории на попутных или рейсовых средствах, но с точки зрения Трайниса и Лядова это заняло бы секунды. Он мог прыгнуть с обрыва, в полете сорвать с головы эйдосинтезатор, казавшийся в анреале летней кепкой с козырьком, и в ту же секунду оказаться на диване в кают-компании.
Роман не спешил возвращаться. Все позади. Он вдруг впервые ясно ощутил, что очень сильно любит Землю. Саму планету. Оказывается, раньше он пользовался Землей как вещью, и был ею весьма доволен. Земля была сверхбольшим комфортабельным звездолетом, несущим Романа, его родных, друзей и остальное человечество вокруг Солнца. После Камеи все изменилось. Земля стала просто маленькой планетой, затерянной в Млечном Пути, и одновременно — очень большим домом. Его, Романа, настоящим домом. А дом — это всегда часть тебя. Особенно если этот дом любим. А еще после посещения Камеи его гораздо больше, чем раньше, стали занимать отвлеченные темы. Например, на самом деле он изменился за этот полет или только стал лучше понимать себя прежнего? Вот это тема.
Неторопливо размышляя, Роман легкой трусцой бежал по сухим иголкам, листьям, веточкам и солнечным зайчикам. Солнце высверкивало сверху, пробиваясь сквозь кроны; золотило кору, горело в натеках смолы на мрачных елях, туманно сияло на белоснежных стволах берез. Справа и слева стволы мелькали частоколом. Ситуация вдруг неприятно напомнила Камею. Но Роман громко рассмеялся. Он был на Земле, пусть даже на «зеркальной». Камея осталась так далеко, что не ясно даже, существует ли эта кошмарная планета на самом деле.
Впереди, из-за ствола, загородив узкую дорожку, боком шагнул стеллармен. Роман выставил ладони, тормозя пятками на скользкой тропинке. Живот у стеллармена был твердым, а сам он даже не покачнулся.
— Здравствуйте, — сказал Роман.
Стеллармен смотрел на Вадковского сверху. Лицо его было непривычно застывшим, взгляд непроницаемым. Симулятор оказался не в силах передать адекватно тонкую сущность звездных людей.
— Мы проанализировали результаты работы единой комиссии Институтов, нашего с вами пребывания на Камее и метасканирования вас троих. Обработан очень большой массив исторических данных, так или иначе связанных с «феноменом Камеи». Сведение разрозненных фактов к общему знаменателю получило неожиданное продолжение.
— Подождите, как вы узнали, что я здесь? Нет, не важно. Продолжайте. Вы хотя бы в общем знаете ответ? — Роман был уверен, что Ангрем скажет «да» и начнет рассказывать, обстоятельно раскладывая все по полочкам. Начавшие уже сглаживаться неприятные воспоминания о зеленом аде Камеи уступали место чистому интересу.
— Нет, — сказал стеллармен. — Отсутствует последний камешек в мозаике. Он же — ключ ко всей мозаике.
— Как это? — не понял Вадковский.
— Слушай меня внимательно.
Роман долго смотрел на опустевшую тропинку. В реале где-то в этом месте пролегала муравьиная тропа и он всегда ее перепрыгивал на утренних пробежках. В «33» муравьиную тропу никто не стал повторять. Листья и иголки лежали неподвижно. И весь мир оцепенел. Вадковскому снова показалось, что он на Камее. Он осторожно взглянул вверх. И тут по кронам прошумел ветер. Где-то застрекотала сорока, по верхам раскатилось трескучее эхо. Сороки, кажется, тут не было. Наверное, отец недавно подселил. Раньше до животных руки не доходили. Правда, мышей в сад и лес, рыб в озеро Вадковский нашел время запустить. Но тут настоял Тема, страстный охотник и рыболов. Побродив по «зеркальному» саду «зеркальный» кот Вадковских возмутился отсутствием мелкой живности, что выразил гнусавым пением по ночам. «Зеркальный» кот был полной копией реального, поэтому инстинкты и рефлексы его бунтовали каждый раз, не встречая на хорошо освоенных местах охоты самодовольных, отъевшихся мышей. Как раз в то время Роман безвылазно жил в «33» — надо было общаться со многими людьми из разных уголков Солнечной системы при полной неразберихе с часовыми поясами, и покуда он не омышил и не оры-бил окрестности, спать или заниматься делом было совершенно невозможно.
