Александр Казанцев - Дар Каиссы (сборник)
Я осмотрел зрителей. Жена улыбнулась мне, и я был вознагражден за свое шахматное ухарство. Капитан А.А. хлопнул меня по плечу и, наклонившись к моему уху, шепнул:
– Ничья! Молоток! Правда, не капабланковская. Вычурная…
Моей ничьей было достаточно для выигрыша матча.
Я встал и вместе с друзьями отошел к камину, огромному, глубокому, где когда-то завораживающе пылали угли. Гурвич захватил шахматную доску и, засунув ее в камин, поставил ее там на решетку (наверно, чтобы не видны были варианты), расставил отложенную позицию.
– Ничья, говорите? – обратился он к А. А. – Подождите, как бы атака не привела к мату.
– К мату? – презрительно усмехнулся Капитан. – Ваши маты бывают только в задачах. Ллойд там… или, куда ни шло, наш Петров. Еще Пушкину понравилась его задачка – «бегство Наполеона из Москвы». Здесь Наполеоном, извините, не пахнет. Анахронизм это, с позволения сказать!
– Но позволения как раз и нет! – отпарировал Гурвич. – Все результативные партии заканчиваются матом. Правда, не все доводятся до него. Но мат венчает удачную атаку на короля.
– Атака, говорите? Так она захлебнется, как котенок в колодце! – продолжал Капитан. – Одна пешка h чего стоит!
Жена понимала, что спорят из-за меня, что я взбудоражил всех, но что все равно пора идти домой. И она передала мне это взглядом. Но я сделал вид, что не понял.
К камину подошел Поэт и продекламировал, глядя на мою жену:
– А как он ловко съел ладью!
Пешченкой р-раз – и нет, адью!
Капитан наблюдал, как полковник заклеивает и передает судье конверт:
– Интересно, какой ход он записал?
– Скорее всего 41. Л: g4+ – отозвался Гурвич.
– Что? Жертва качества! – удивился Капитан. – Зачем? – И он взял белую ладью черной пешкой: 41… f: g4. – И что же?
– А вот теперь шах слоном, чтобы затормозить пешку h, – показал Гурвич: 42. Сc5+ Крh2
– Собака не лает, когда зарыта. Так где? – спросил Капитан.
– Все дело в том, знает ли он этюды, есть ли у него эстетический шахматный глаз? – загадочно произнес Гурвич.
– Что за «клеточная эстетика»? – возмутился А. А.
– Надеваю «эстетические очки», не подыщу рифмы. Что надо увидеть? – спросил Поэт.
– Блестящую матовую комбинацию, – заверил Гурвич.
– Да что он, Алехин, что ли? – возмутился Капитан. – Или все мы тут слепые котята?
– Просто вам нужна ничья, вот ее вы и видите. Алехин, конечно, разгадал бы позицию! Решил этюд!
– Он не Алехин, а Сахаров, Борис Андреевич, – вмешался я. – Мы прежде с ним не встречались. Не знаю его отношения к этюдам, но нам с Абрамом Соломоновичем, этюдистам, в отложенной позиции действительно видится мат.
– «Видится, кажется»! Раньше в таком случае крестились. А теперь все – басурмане. Так что за нечистая здесь сила? Покажите, – потребовал Капитан.
– Покажем? – спросил меня Гурвич.
Я молча кивнул и двинул вражеского ферзя, грозя матом, на g1 – 43. Фf1
Капитан оттеснил меня от камина и стукнул фигурой по доске:
– Есть защита! – 43… Сg2! Нате, выкусите! Пожалуйте бриться! Какой уж тут выигрыш! Не до жиру…
Друзья впоследствии подтрунивали над ним, говоря, что он потому отказался от газовой плиты, что грел чайник темпераментом.
– Так ради какой псевдоэстетики жертвовали вы ладью на g4? Покажите нам, несмышленышам, – требовал Капитан.
– Покажем? – опять спросил меня Гурвич.
Я снова молча кивнул и дал шах конем собственному королю: 44. Кf3+
– Ну уж позвольте, мушкетеры! – возопил, втискивая свое громоздкое тело в камин, Поэт. – Знаем мы этих этюдистов, стрекулистов. У них все построено, как у рыбаков, на приманке. Клюнет рыбка, и он ее вытащит. А мы не клюнем – и тогда «дырка» – опровержение этюда!
– Бывает, конечно, – согласился Гурвич. – Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.
– Хода обратно не попрошу, – заявил Поэт и сделал ход: 44… Крд3
Гурвич усмехнулся и показал вариант: 45. К: d2 С: f1 46. К: f1+ Крf3! 47. Крh4! – это очень важный ход! – 47… Крд2 48. Кe3+ Крf3 49. К: g4 Крд2 50. Сd6 и белые выигрывают!
– Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47… g3! – попробуйте-ка взять пешку? А?
– А мы другую возьмем, – улыбнулся Гурвич. – 48. Кр: h3 g2 49. Кh2+, и вы, черные, проиграли!
– Черные не вы, а мы! – неожиданно вмешался Капитан. – Вернемся назад. Благо шахматисты – единственные, кто владеет «машиной времени» и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.
– Тогда последует заключительная фаза комбинации, показал я: – 44. Кf3+ g: f3 45. Фg1+ Крд3 46. Фf2+
– Ферзя-то зачем зевать? – крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.
Я поставил на его место черного 46… Ф: f2 и объявил:
– 47. Сd6+ мат!
– Обратите внимание, – заметил Гурвич. – Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем – четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.
– Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? – прошептал я.
– Все это позволило белым, – не слушая меня, продолжал Гурвич, – дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.
– Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, – сердито буркнул Капитан.
– И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, – продолжал Гурвич. – Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. – И он взглянул на Капитана. – Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! – И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.
– Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! – вскипел Капитан. – Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!
– Но зато какой мат получили, – улыбнулся Гурвич.
– Блестящий проигрыш! – всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.
Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:
– Кто бывает рад,
Когда получит мат?
Конечно, этюдист!
Попробуй разберись!
Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!
