Евгений Прошкин - Слой
– А на моей Родине ты ему как дочь.
– Я отвечаю только за свою. Это… семейное. Он отлучен от клана.
– Почему я не перережу тебе горло? – Сокрушенно пробормотал Костя.
– Потому, что я тебе нужна. Сегодня я собиралась уйти. Но решила остаться. Дядюшка погиб, да? Сюда он перекинулся из твоего слоя. Ты будешь искать с ним встречи, но без меня он тебя примет… по-другому.
– Что ты мелешь?
– Я слышала, как ты бредил.
– С Немаляевым я общаться не планирую, – отрезал Константин.
– Придется. Твоего сотника замкнуло, и ты это видишь. И я вижу. Ты пойдешь к дяде Саше. Больше тебе деваться некуда. И я пойду. Раз дядюшка ищет тетрадь Бориса, значит движется в том же направлении, что и мы. Или желает двигаться.
– «Мы»?
– Наш опыт для него будет сто крат полезней, чем эта ахинея.
– Немаляев – враг.
– Твой враг – это режим, построенный Нуркиным. А дядюшка… он не такой.
– Понятно. Ты с ним поссорилась и, чтобы реабилитироваться, хочешь вернуться с трофеем. Тетрадки Бориса тебе показалось маловато, и ты решила перетащить меня.
– Дурак, – грустно сказала Людмила. – В этом слое он убил моего отца. Давно, я была еще ребенком. Поэтому я и уговорила Настю остаться с вами. Но теперь… Ты знаешь, что происходит вокруг. Неделя-две, и все рухнет. Выйди на улицу и посмотри на людей. Они сошли с ума.
– А Немаляев – спаситель. Да?
– Назови другого, я буду рада.
Она легко, без помощи рук поднялась и открыла форточку. Костя невольно залюбовался ее фигурой и почему-то вспомнил себя в больнице. Вспомнил одиночество и безысходность. Здесь Людмила тоже была одна – с Настей из так называемого дружественного клана и чужим дядей Сашей. То, что она говорила, имело смысл, но Константина по-прежнему что-то смущало.
– У меня была тысяча возможностей вас прикончить. Всех. И сейчас тоже, – она задрала блузку и продемонстрировала дамский пистолет, приклеенный скотчем прямо к телу.
Она ведь и вправду могла меня убить, подумал Константин. И не сделала этого. А я мог бы рассказать сотнику о том, чья она племянница. И промолчал. Видимо, по той же причине.
– Когда ты с ним свяжешься?
– Я пытаюсь. Но вор в законе – не химчистка, в телефонном справочнике его номера нет.
– Он есть у Петра.
– Знаю. Но надо подождать.
– Чего? У моря погоды?
– Не сегодня, – выразительно сказала она.
– У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.
Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение, что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав – уже предал. Внутри. Не Петра и не сотню – саму идею. За которую он, собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.
* * *– Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли дело север – чистота, простор! – Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и опрокинул бутылку в бокал для лимонада. – И пьете вы, как французики. Скурвились совсем.
Он поднес стакан ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.
– Устроился нормально? – Спросил Нуркин.
– Нормально, – отмахнулся он. – Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!
– Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.
– А-а! Ничего, – скривился Кокошин. – Полковник. Командир БРП, женат. Вот с женой мне не очень…
– «Бээрпэ» – это что? – Перебил его Нуркин.
– Береговой ракетный полк.
– Ракеты э-э…
– Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядреную голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно не улетит.
– Жаль, – признался Нуркин
– И не говори.
Кокошин наполнил второй стакан и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и поражался, куда все делось. Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей неотесанностью, сознательно выставлял ее на показ.
А нахрена ты мне нужен, дорогой, глядя на него подумал Нуркин. И сам себя огорчил: нужен. Времени оставалось всего ничего. По его прикидкам, через пару недель в крупных городах должны были подняться волнения. Всего же нынешней власти он отмерил два месяца. Это был предел. Осенью страна превратится в огромный сумасшедший дом, а у него еще не сформировано теневое правительство. Кроме себя, богоподобного, народу показать некого.
– Министром обороны потянешь, – утвердительно спросил Нуркин.
– Влад, мне бы старую должность. Армии я в этом мире нахлебался во, – он провел пальцем по краю стакана. – Мне бы попроще что-нибудь. Я ведь помню, как ты Ефимова по ночам будил, через день в Кремль таскал. Мне такого счастья… – Кокошин сложил губы куриной гузкой и издал характерный звук.
– Как же ты со своей инертностью до полковника дослужился?
– А человек я хороший, – скромно потупился он.
Это Нуркин знал. Кокошин был предан как пес, а такое качество ценилось везде. Ему можно было довериться, и потом не жалеть. На него можно было опереться – всегда. Некоторые принимали это за настоящую дружбу. Нуркин давно понял, что это – всего лишь неумение жить без хозяина.
– С культуркой у меня здесь, конечно, небогато, – посетовал Кокошин. – Представляешь, дочка спрашивает: «На дне» – это про что? А я – убей, не помню! Сказал, про подводников. Когда чувствуешь себя дубиной, остается только шутить.
– Ты, наверное, слывешь большим остряком.
– А? Давай, давай, подкалывай. Меня не щиплет. Я-то знаю, что к чему. Я этого полковника ношу, как китель. Снять, правда, не удается.
– Других военных у меня нет, – резко произнес Нуркин. – Сашок с армией справится, но у него и без этого дел полно.
– Есть кандидатура, – сказал Кокошин. – Человек с размахом. И с интересными идеями.
– Откуда?
– Он местный. Генерал-лейтенант, служит в штабе округа.
– Я понимаю, у тебя здесь новая биография, новые приятели, охота-рыбалка, но…
– У него и к стратегическому оружию доступ есть, – невозмутимо произнес он. – То, на что ты облизывался. Сорок восемь шахт. По графику на боевое дежурство они заступают в сентябре.
– Поясни.
Кокошин сладостно вздохнул и откупорил следующую бутылку.
– Поясняю. Если вы с ним договоритесь, – а вы договоритесь, за этим я и прилетел, – то в сентябре мы получим полсотни ракет с веселой начинкой. Перенацелить и произвести пуск нам никто не даст, это все из центра делается. Но нам ведь достаточно угрозы пуска, а это организовать легко. Система создавалась в начале семидесятых, с тех пор ее только поправляли – на полную замену денег не было. Представляешь, насколько она устарела!
