Андрей Дай - Столица для поводыря
С машинами все было гораздо сложнее. За прошедшие со дня моего появления в Сибири полтора года местные промышленники наконец-таки распробовали прелести паровиков. То один, то другой изъявляли желание воспользоваться «огненной» силой на своих предприятиях. И тут же выясняли, что и на уральских заводах, и на Гурьевском готовых машин нет. И не просто нет, а и заказы на три года вперед уже частично оплачены. То есть машин нет и три года не будет. А создатель этого нежданного дефицита – не кто иной, как томский первогильдейский купец Берко Лейбович Хотимский. Или Борис Леонтьевич, как он предпочитал представляться.
К слову сказать, вполне прогрессивный деятель оказался этот Хотимский. Киреевский винокуренный завод и прежде одним из крупнейших в Сибири считался, а после того, как пару лет назад его Берко выкупил, так и вообще – вне конкуренции. Новый хозяин его расширил чуть ли не вдвое, две паровые машины в прошлом году туда поставил, и осенью при оплате акцизов объявил о восьмистах тысячах ведер выработки. Это, даже в оптовых ценах, более полумиллиона рублей серебром. Что удивительно, официально Берко Лейбович считался ссыльным поляком, к шестидесятому году полностью искупившим свою вину перед империей.
Так вот. Этот «поляк» быстро понял, куда дует ветер, и решительно провернул операцию по монополизации торговли машинами в регионе. В специально выстроенном амбаре его приказчики могли предложить любой паровик. От трех сил до ста двадцати. А под заказ – даже и двухсотсильный. Несогласным с заявленными ценами нагловатые продавцы-консультанты рекомендовали обратиться в Англию. Особенно много жалоб поступало на некоего господина Флеровского, служившего у Хотимского одновременно адвокатом, бухгалтером и приказчиком. Целая делегация обиженных купчин к Стоцкому явилась с прошением как-то обуздать этого «дьявола». Тот, дескать, умный слишком. Что-то говорит по-нерусски, что и не поймешь – то ли обругал с ног до головы, то ли что. И все это с улыбочкой такой мерзкой, с какой в Расее барин на быдло смотрит.
Полицмейстер, конечно, не мог оставить «глас общества» без расследования, а по результатам пришел советоваться. Этим ненавистным «умником» оказался ссыльный поселенец и революционер Берви-Флеровский, недавно получивший дозволение провести оставшийся срок в Томске.
Впрочем, Хотимского в столице моей губернии считали честным евреем. Ростовщичеством занимался, так а кто безгрешен, если деньги есть лишние? По суду последнее у должников забирал? А зачем занимали? В общем, вызвал Фелициан Игнатьевич Бориса Леонтьевича к себе в кабинет да и передал мое пожелание: Флеровского унять и к беседам с покупателями в мотосалоне не допускать. Цены более чем на половину от себестоимости на паровики не поднимать. Иначе поругаемся.
Ругаться Хотимский не захотел. Цены несколько упали, а умник Берви-Флеровский передал в присутствие прошение об амнистировании и разрешении отбыть в европейскую Россию. Которое я с чувством полного удовлетворения понятливостью Берко Лейбовича и подписал.
Так вот, честный еврей и «поляк» Хотимский готов был поставлять машины для пароходов Магнуса Бурмейстера, но хотел получить десять процентов акций нового предприятия. А датчанин понять не мог, почему должен дважды платить. И за паровики, и долю прибыли.
Я не стал вмешиваться. И раньше не очень верилось, что у датчанина получится основать судостроительное производство без участия туземных предпринимателей. А кроме того, я всерьез опасался, что стоило хоть раз заняться чем-нибудь этаким, потом отбоя от желающих воспользоваться моим посредничеством не будет. И сразу найдутся обиженные. И полетят в Омск очередные кляузы на губернатора…
Была еще одна причина, так сказать, – сельскохозяйственная. Дело в том, что как каинские купцы Еремеевы к осени 1865 года оказались абсолютными лидерами в выращивании сахарной свеклы и соответственно в производстве сахара, так и Хотимский с братьями – в отношении картофеля. Понятно, что тех, что других интересовала в первую очередь возможность выварки из этих корнеплодов банальной водки, а все остальное было уже вторично. Но, глядя на эти две богатейшие династии, постепенно просыпался интерес и у других. Во всяком случае, даже в текущем году под посевы картошки земледельцы губернии отвели вдвое больше земли. А под свеклу – так и вообще втрое. И далеко не все посадки принадлежали Еремеевым или Хотимским.
Я рассуждал так: сахар – это не только сладкий чай. Это и варенья с компотами, и прочие булки с пирогами. Сдобу на зиму не запасешь, а вот под остальное требуется посуда, которую производит по большей части Егор Петрович Исаев. Выходит, одно производство вызывает потребность в другом, а это уже основа региональной экономики.
А картофель – в немалой степени основа сельскохозяйственной безопасности. Сибирь не зря зоной рискованного земледелия считается. Зерновые культуры тут, ну не считая благодатного во всех отношениях Алтая, часто капризничают. То дают небывалые урожаи, что амбаров не хватает, то вообще ничего не дают. И тогда в случае неурожая начинается рост цен, а в итоге – недоедание. Голода-то в Сибири, слава богу, никогда не бывало.
Теперь включаем в схему банальную картофелину. И получаем совсем другую картину. Выросла пшеница с рожью – отлично! Крестьянин сыт, одет и обут, и в кошельке монеты звенят. Не уродилась – тоже не беда. Крестьянин все равно сыт. А деньги в другой год появятся.
Только почему-то аборигены к американскому корнеплоду доверия не испытывали. На огородах из земли куда больше капусты да брюквы с репой торчит, чем развеселой картохи. О помидорах вообще молчу. Такой зверь здесь еще неведом. Слава богу, огурцы лет тридцать уже как выращивать начали.
И ведь, что самое интересное, совершенно бесполезно агитировать за картофель! Сибиряки, конечно, согласятся. Бородами потрясут, затылки почешут, но «второй хлеб» садить не побегут. Пока сосед не начнет и пока из этого что-то путное не получится. А властям туземцы никогда сразу не верят.
Вот и выходит, что пожурить за излишнюю наценку на паровые машины я Бориса Леонтьевича еще мог, а вот давить на него – уже нет. И хорошо, что не пришлось. Сначала осенняя суета отвлекла от кораблестроительных нюансов, а потому уже и не нужно стало. Герр Бурмейстер смирился. Да так, что в итоге принял в компаньоны не только Хотимского, но и Альфонса Фомича Поклевского-Козелла, Тецкова с Тюфиным и татарского князька Мавлюка в придачу. Хорошо хоть контрольный пакет за собой сохранить сумел, и то ладно.
В августе его преосвященство епископ Виталий какого-то ляду убыл в АГО. Не удивлюсь, если отправился настраивать тамошних священников на пропаганду переселения в Южно-Алтайский округ. А мы с Фризелем и Фрезе стали готовить назначенный на сентябрь аукцион концессий.
