А. Азимов - Роботы утренней зари
Эта мысль ее явно забавляла.
— Послушай, Глэдия, я сказал: «Вот оно!» Я сказал, что это именно?
— Нет. Не могу вспомнить. Постой, ты сказал очень тихо: «Он пришел первым».
— «Он пришел первым». Я так сказал?
— Да. Я подумала, что ты имеешь в виду Жискара, который нашел тебя раньше других роботов, и снова переживаешь те страхи, которые охватили тебя — в грозу. Потому я и сказала: «Не бойся, Илайдж, теперь ты в безопасности», и гладила тебя, пока ты не успокоился.
— «Он пришел первым». Теперь я не забуду. Глэдия, спасибо тебе за эту ночь, спасибо за то, что ты рассказала мне сейчас.
— А разве есть что-то такое уж важное в твоих словах, что Жискар первым нашел тебя? Это же так и было, ты знаешь.
— Наверное, не то, Глэдия. Это нечто такое, чего я не знаю, но ухитрился понять только когда мой мозг полностью был расслаблен.
— Ну, и что это значит?
— Пока не знаю, но раз я так сказал, это должно что-то значить. В моем распоряжении примерно час, чтобы вспомнить это.
Он встал.
— Теперь мне пора идти.
Он сделал несколько шагов к двери, но Глэдия бросилась к нему, протягивая руки:
— Подожди, Илайдж!
Бейли наклонился и поцеловал ее. Долгую минуту они стояли, обнявшись.
— Я еще увижу тебя, Илайдж?
— Не знаю, — печально сказал он. — Но я надеюсь.
Он пошел искать Дэниела и Жискара, чтобы сделать необходимые приготовления к предстоящей конференции.
73Плохое настроение Бейли усилилось, пока он шел по длинной лужайке к дому Фастольфа. Роботы шли рядом с двух сторон.
— Как зовут Председателя Совета, Дэниел?
— Не могу сказать. Когда о нем упоминали в моем присутствии, его всегда называли Председателем. И обращаются к нему «мистер Председатель».
Жискар сказал:
— Его имя Рутилен Гордер, сэр, но официально его так никогда не называют, а пользуются только титулом. Это создает впечатление несменяемости и незыблемости правительства. Людям, занимающим это положение, назначается определенный индивидуальный срок пребывания на этом посту, но «Председатель» существует всегда.
— А этому особо индивидуальному Председателю сколько лет?
— Он стар, сэр. Ему 331 год.
— Он в добром здравии?
— По-видимому, да, сэр.
— Ест какие-нибудь данные о нем, могущие помочь мне в подготовке к встрече?
Жискар, казалось, был поставлен в тупик. Помолчав, он сказал:
— Трудно сказать, сэр. Он работает второй срок, считается деятельным Председателем. Он много работает и добивается положительных результатов.
— Он вспыльчивый или терпеливый, властный или отзывчивый?
— Вы сами должны судить о таких вещах, сэр.
— Коллега Илайдж, — сказал Дэниел. — Председатель выше предвзятости. Он справедлив и беспристрастен в решениях.
— Я уверен в этом, — пробормотал Бейли, — но решения абстрактны, как «Председатель», в то время как индивидуальные председатели конкретны и могут иметь конкретные мозги.
Он покачал головой. Его собственный мозг имел сильную потребность в конкретизации. Три раза приходила мысль о чем-то, три раза исчезала. Теперь он имел собственные комментарии на время прихода этой мысли, но и они пока не помогали.
«Он пришел первым».
Кто пришел первым? Куда?
Ответа Бейли не находил.
74Фастольф ждал Бейли у двери своего дома. Позади него стоял робот. Бейли уставился отсутствующим взглядом на робота и с некоторым затруднением перевел взгляд на Фастольфа. Он, сам не зная, почему, думал о роботах.
— Рад видеть вас снова, доктор Фастольф, — сказал он.
Он протянул руку. После встречи с Глэдией он как-то забыл, что космониты неохотно идут на контакт с землянином.
Фастольф на мгновение замялся, но затем, как бы пренебрегая осторожностью, слегка пожал потянутую ему руку и тут же выпустил ее.
— Я еще больше рад видеть вас, мистер Бейли. Я страшно тревожился за вас вчера вечером. Гроза была не очень сильной, но землянину она, наверное, казалась ужасной.
— Значит, вы знаете, что случилось?
— Дэниел и Жискар мне все рассказали. Я был бы больше рад, если бы они пришли прямо сюда и принесли вас, но они рассудили, что от аварийной машины до дома Глэдии ближе, и что ваши приказания были исключительно убедительны и логичны, и вы считали, что безопасность Дэниела важнее вашей собственной. Они правильно поняли вас?
— Правильно. Я заставил их оставить меня там.
— Разумно ли это?
Фастольф пропустил Бейли вперед и указал на кресло.
Бейли сел.
— Похоже, что это было самое правильное. Нас преследовали.
— Жискар сообщил и сказал также, что…
— Пожалуйста, оставим это, доктор Фастольф, — прервал его Бейли. — У меня очень мало времени, а я еще должен задать вам несколько вопросов.
— Прошу вас, — согласился Фастольф со своей обычной вежливостью.
— Мне намекнули, что вы ставите свои исследования функций мозга выше всего остального, что вы…
— Позвольте, я докончу, мистер Бейли: что я ни перед чем не остановлюсь на этом пути, что я совершенно безжалостен, забыл все понятия о морали и извиню любое зло во имя важности своей работы.
— Да.
— Кто вам сказал это?
— Какое это имеет значение?
— Возможно, никакого. Впрочем, нетрудно догадаться: моя дочь Василия. Я уверен.
— Может быть. Но я хочу знать, правильна ли эта оценка вашего характера.
Фастольф печально улыбнулся:
— Вы надеетесь получить честный ответ о моем характере? В некоторых отношениях это обвинение против меня правильное. Я действительно рассматриваю свою работу как самое важное дело и действительно намерен пожертвовать для нее всем и вся. В таком случае я должен был бы игнорировать общепринятые взгляды на зло и мораль вообще, если бы они стали мне мешать в достижении цеди. Но дело в том, однако, что я этого не делаю, не могу заставить себя. В частности, если меня обвинят в убийстве Джандера, которое я якобы совершил ради достижения прогресса в изучении человеческого мозга, я буду отрицать это. Яне убивал Джандера.
— Вы намекали, что я подвергнусь психопробе для получения некой информации, которую я не могу извлечь из своего мозга иным путем. Вам не приходило в голову, что если вы подвергнетесь психопробе, это продемонстрирует вашу невиновность?
Фастольф задумчиво кивнул:
— Я думаю, Василия намекала, что мое нежелание предложить подвергнуть меня психопробе доказывает мою вину. Это не так. Психопроба опасна, и я так же боюсь ее, как и вы. Однако, я мог бы согласиться на это, несмотря на мой страх, но дело в том, что мои противники мечтают о том, чтобы я согласился. Они все равно стали бы утверждать, вопреки всякой очевидности, что я виноват, а психозонд недостаточно тонкий инструмент, чтобы бесспорно доказать мою невиновность. Но они хотели бы воспользоваться психопробой для получения информации о теории и практике конструирования человекоподобных роботов. Они добиваются именно этого, и именно этого не хочу я.
