Дмитрий Веприк - Карты рая
— Может, так оно и есть, — сказала Джеки. — Мы не можем точно знать, что вокруг истинно, что ложно. Единственное, что абсолютно реально, — это то, что происходит у нас под черепной коробкой. Все остальное под сомнением. — Она вдруг рассмеялась и порывисто села рядом, прильнув к нему. — Самое главное, что здесь и сейчас я существую.
— Да, — согласился Рамос. — Ты существуешь. Здесь и сейчас. Но в том, что ты существуешь вообще, я по-прежнему сомневаюсь.
— Теперь, когда официальная часть закончилась, — сказал Хейл, — я жду приличествующих объяснений.
Его корабль вынесло из подпространства в окрестностях какой-то желтой звезды. Не сумев сразу определить координаты, Хейл произнес самые немыслимые проклятия. Он постарался особенно никого не обделить, но Сато показалось что именно о ней он позаботился больше всех. Она осторожно потрогала разбитый в кровь уголок губы — еще одно свидетельство, что официальная часть прошла далеко не гладко.
— Я хочу сначала позавтракать, — заявила она. — Нет у тебя чего-нибудь вроде жареной курицы?
— Или печеного страуса, сказал Хейл, левая щека которого казалась значительно темнее правой. — Мне нравится твоя наглость. Синтезатор в соседнем помещении. А я пока посмотрю, что можно сделать с гробом, в который по твоей милости превратился мой корабль.
Из семи экранов обзора работали только два.
— Ко всему прочему, — добавил Хейл, когда девушка поставила на стол два вместительных блюда, — повреждены маневровые двигатели и нет ни одной целой антенны. В общем, кому-то из нас неминуемо придется выходить наружу, так как ремонтный кибер у меня только один. Выходить будешь ты.
— Ты очень вежлив, — заметила Сато.
— Да, ты права, я жутко невежлив и имею на то основания. Не забудь, что по твоей милости я оказался вне закона, и, если мы не отремонтируем корабль, я рискую пропустить встречу с друзьями.
— Ты забыл еще об одной возможности, — хладнокровно сказала Сато, держа куриную ножку двумя пальцами, — Если мы не отремонтируем твою развалину, можешь смело отложить на неопределенное время и все остальные встречи.
— Нет, я ничего не забыл. Зато забыла ты. Я жду твоей истории.
— Ну что ж, — сказала Сато, подумав и отломав вторую ножку. — Слушай. С чего мне начинать?
— С самого начала, — сказал Хейл.
— Главного героя нашей истории звали… Неважно, я буду называть его просто Малыш, — начал Вольф.
— Так его и звали? — переспросила крыса.
— А чем это имя хуже любого другого? — Жустин почесал переносицу. — Будем говорить о том, для чего и как даются имена?
— Лучше рассказывай свою сказку, — решила крыса. Вольф кивнул.
— Восемь лет, иначе говоря всю прожитую жизнь, — снова начал он, — Малыш провел в Тихой Долине. Отделенная от остальной части острова цепью теоретически непроходимых гор, а от остального мира огромным океаном, она была местом, куда не могло проникнуть зло. Так, во всяком случае, говорили взрослые. Когда-то давно, рассказывали они, на берег населенного злобными тварями острова высадились трое путешественников: маг и волшебник Визард, рыцарь Керри, а также некий Диззуэл, не имевший определенной специальности, но почему-то называвший себя хоббитом. Едва ступив на берег, трое странников сразились с толпой кровожадных гоблинов. Выиграв первый бой, герои решили очистить остров от нечисти. Совершив серию подвигов, они выбрали для отдыха прекрасную долину в восточной части острова, подальше от развалин гоблинских деревень и гниющих драконьих туш. Долина им понравилась. И прежде чем отправиться на поиски дальнейших приключений, волшебник пожелал навсегда оградить ее от проникновения зла. Его таланты находились в полном рассвете, и ему было не трудно наложить соответствующие заклятия на окружающие воды и горы. С третьей попытки это прекрасно получилось.
Много лет спустя, почувствовав приближение старости, двое героев вернулись на полюбившийся остров. Рыцарь Керри вскоре умер, завещав построить в центре острова склеп и похоронить там себя в полном вооружении, а Диззуэл поселился в Тихой Долине, где, став дедушкой Диззом, принялся потихоньку выживать из ума.
Так эту историю рассказывали взрослые, но это было давно, до того, как, отлучившись в очередной раз с острова, родители Малыша больше не вернулись. С тех пор кроме него и дедушки Дизза в долине оставались жить только четверо детишек: Дензил, Трензил и Дози, считавшиеся братьями Малыша, и его сестра Дейзи…
— Ее так звали? — спросила крыса.
— Так или еще как-нибудь по-другому, — заявил Вольф, — Мне непонятно, зачем ты цепляешься к именам. Строго говоря, сестрой она ему не была, но в ту пору такие нюансы никого не интересовали. Итак, ее звали Дейзи. Именно она начала приключение, которое навсегда изменило их жизнь.
— Ты хочешь знать, откуда я? — переспросила Сато. — А я сама этого не знаю. Кое-что я, конечно, помню, но и сама не знаю, что означают эти воспоминания.
— Так перескажи их так, как помнишь, — посоветовал Хейл.
Сато медленно кивнула.
— Тот мир, который я помню, — начала она, — был будто создан для тоски. Так мне кажется сейчас. Когда пытаюсь вспомнить, как он выглядел, вижу серые и невзрачные дома, булыжные мостовые, слякоть, дождь и унылые тени людей. Днем они все время куда-то спешили. А когда наступала ночь, на самых больших улицах загорались газовые фонари, людей становилось меньше, их походка делалась неверной, голоса хриплыми. И где-то в подворотне обязательно кого-то били.
Хейл слушал. У него это хорошо получалось.
— Богом этого мира, — продолжала Сато, — были яркие бумажки, которые все время переходили из рук в руки. И еще время. И еще скука. А над рядами серых домов дымили трубы заводов. В те дни, когда дул северный ветер, их дым стелился над городом. Кажется, я до сих пор помню его запах. Я достаточно рассказала о том мире?
— Может, да, а может, и нет, — сказал Хейл. — Но это совершенно неважно. Потому что ты до сих пор ничего не рассказала о себе.
— Мы жили в большом сером доме, на стенах которого давно облупилась известь, а на расползавшейся крыше росли мох и чудом выжившее маленькое чахлое деревце. Нас было несколько десятков девочек, мы жили в больших, всегда холодных общих спальнях. Только девочек, почему-то считалось, что девочек и мальчиков нельзя воспитывать вместе. Мы редко выходили на улицу, наши прогулки ограничивались высокой стеной… Странно, почему я вспоминаю так, как будто в этом мире всегда была вечная осень? И еще я помню ночные пробуждения, когда под деревянным полом начинали драться крысы. Даже не драться — я не знаю, с чем сравнить эти визг и вой. Наверное, от той жизни должны остаться и какие-то светлые воспоминания, но почему-то их не осталось. Мне было четыре года, не больше, когда я заболела. От этих дней в памяти сохранилась только комната с белыми стенами, высокие спинки большой железной кровати и взгляд усталой старой женщины, которая заходила в комнату. Остальное в плотном тумане и бреду. Это потом я поняла, что просто умирала. Хейл молчал.
