Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
Фотография была не просто небольшая. Крохотная.
Я проявил бестактность. Я подошел к стене и постукал пальцем по фотографии:
- А это зачем?
Глафира чуть покраснела:
- Какой ты, Джек... наблюдательный. Кто бы ко мне ни приходил, никто внимания на эту фотографию не обращал, а ты пришел - и сразу.
Я понял, что Глафира упрекает меня.
Как-никак наблюдательность - первое, что должно быть развито у "отпетого". Стало быть, те "отпетые", что бывали у нее, конечно, замечали эту фотографию, но не задавали Глафире дурацких вопросов.
- Я полагаю, - сказал я, - что фотографии вывешивают, чтобы на них смотрели и чтобы их видели, чтобы на них обращали внимание. Вот я и обратил.
- Вот и умница, - с издевкой сказала Глафира .
Эта издевка и решила дело.
Я не стал узнавать, чего ради Георгий Алоисович вывесил фотографию своей жены, бьющейся в эпилептическом припадке, не стал даже узнавать, кто был фотограф, так дивно запечатлевший нашу нынешнюю квартуполномоченную... я просто потрогал клык, длинный и острый, похожий на кинжал, и спросил:
- Что было у Георгия со Степаном?
Глафира замялась.
Я пришел к ней на помощь:
- Георгий опасно покусан?
- Да нет, - успокоила меня Глафира , - не особенно... он еще смеялся, в спортзал на тренировки ходить не надо...
- В квартире свой тренажер появился, - продолжил я.
- Нет! - запротестовала Глафира, сообразив, что ляпнула что-то не то. Нет! Он так не говорил.
- Он говорил хуже... он говорил гораздо хуже...
В эту секунду стукнула дверь, и я, не оборачиваясь, понял, что вошел Георгий.
- О! - услышал я, - Джекки! Живой и здоровый... ты что, извиняться пришел? Не надо... Какие счеты... Ну, сорвался малыш... с кем не бывает.
Я старался не смотреть в сторону Георгия и ответил, чуть помедлив:
- Георгий, у тебя остались дуэльные пистолеты?
Георгий Алоисович насторожился:
- Нет. Их конфисковали после того, как твой бывший начальник утонул в дерьме.
- Очень жаль, - я всем корпусом повернулся к нему, - очень, очень жаль... Егор... придется нам тыкаться этими вот... - я показал на клык, повисший над фотографией Глафиры.
- В чем дело? - изумленно спросил Георгий. - Кажется, сатисфакции, как говорит наш водитель де Кюртис, должен был бы требовать я...
Со странным удовлетворением я заметил, что у Георгия была замотана голова.
- Георгий Алоисович, - вежливо и нежно заметил я, - вы совершенно правы... действительно, уже одно то, что в нашей квартире находится такой ублюдок, такая зеленая тварь, как...
Глафира захлопнула рот ладонью и сквозь тесно сомкнутые пальцы выговорила:
- Ох... что ты говоришь...Что такое говоришь?
-...Степан, - невозмутимо продолжил я, - уже одно это представляет собой серьезнейшее нарушение правил подземелья и угнетающе действует на психику людей - людей, подчеркиваю! а не зеленых тварей... Поэтому человек, добившийся разрешения от верховного координатора и от совета ветеранов, заручившийся согласием жильцов, не имеет права предъявлять какие-либо претензии...
- Нет, Джек, - поморщившись, сказал Георгий Алоисович, - ты, и в самом деле, что-то не то говоришь... Неправильно говоришь.
- Георгий Алоисович, - спросил я, - извините, что я прежде не поинтересовался: как перевязка прошла?
- Отлично, - помрачнев, ответил Георгий .
- Ну и прекрасно, - кивнул я, - просто замечательно!.. Так на чем же я остановился? Ах, да!.. Не имеет права предъявлять какие бы то ни было претензии. Вот именно! Должно помнить, что место зеленой твари в террариуме, или в спортзале в качестве тренажера, или в санчасти в качестве донора или санитара. Если же зеленой твари и позволено жить среди людей, то вести себя она должна скромнее скромного, памятуя о том, что один ее вид способен вызвать негативные эмоции у людей вообще, а у людей, занятых убийством таких тварей...
Георгий Алоисович слушал меня, опустив голову.
- Я ничего не понимаю, - сказала Глафира .
- А тебе и не надо ничего понимать, - быстро прервал ее я. - Главное, чтобы меня понял Георгий . А он меня понял. Верно?
Георгий Алоисович кивнул .
- И чудесно, - я прихлопнул ладонью по столу, - будем считать, что договорились.
Я поднялся и вышел вон.
В коридоре я прислонился к стенке.
Очень хотелось спать - вот что хотелось...
(Дзииинь... - так лопались огнедлаки. Дзиинь - и огненные брызги обжигали руки.)
Я побрел в комнату.
- Степа, - крикнул я, - я минут сорок подремлю. Ладно?
- Ладно, - отозвался Степа.
- Потом пойдем потренируемся, - сказал я, уже засыпая, уже проваливаясь в ватное великолепное, лепн(е безразличие сна...
Но поспать мне не удалось, вернее, я не добрал до сорока минут минут пятнадцать.
Меня разбудила Кэт. Она тронула меня за плечо, и я моментально проснулся. Хотя беготня в комнате началась значительно раньше, однако я дрых, не обращая на нее никакого внимания... О, счастливое свойство ветеранов-"отпетых" - спать под гром, под шум, взвизги, проклятия, стрельбу, когда это не касается лично тебя...
Хоть планета сейчас сойди с орбиты - мне-то что? Я буду спать. Но вот коснулась моего плеча Кэт, похожая на Мэлори (Мэлори, Мэлори, Мэлори) - и я проснулся... и сразу поднялся.
- Джек, - сказала Кэт, - Степа отравился.
Его как раз выволакивали из комнаты, я видел распахнутые, скребущие пол кожистые перепончатые крылья, закаченные, чуть подернутые белесой пленкой глаза, горло, вздрагивающее от спазмов, и пену, срывающуюся вниз из безгубого рта...
Санитары-ящеры действовали умело, сноровисто, я было сунулся помогать, но услышал квакающее:
- Папаня, досыпай... Уже проехали.
Я вышел вслед за ними в коридор.
В коридоре стояли де Кюртис, Глафира, Георгий Алоисович, из дальнего номера выскочил Жан-Жак - почти не общавшийся с нами "отпетый".
Куродо спал. Я бы тоже спал, если бы не Кэт.
Санитары вынесли Степу. Я присел на корточки и сжал голову руками.
- Джек, - тронула меня за плечо Кэт, - ему вовремя сделали промывание... Успели.
- Да, - я поднялся, махнул рукой, словно отгонял комаров, - да, извините, ребята, я что-то совсем... совсем не того.
Ко мне подошел Георгий Алоисович.
- Джек, - сказал он, - прости... Я не знал, что так получится.
Он был вполне искренен. Он расстраивался. Впрочем, все мы, "отпетые" дубы порядочные...
________________________________________________________________
- Вызывают, - сказала Глафира , - тебя и Георгия.
- Вылет? - спросил я.
- Ну да, - кивнула Глафира , - в нашем секторе только вы и остались.
- Придется одному, - вздохнул я, - сама видишь: Егор нетранспортабелен...
Глафира покачала головой:
- Одному не получится. Шметтерлинг.
Действительно, одного "отпетого" никто не выпустит на шметтерлинга. Так не бывает, чтобы можно было справиться с этим монстром в одиночку. Стало быть, будут узнавать, что с Георгием, почему он не может лететь (какое лететь! он ходить не может!), а когда узнают, то загремит Георгий даже не в сержанты, даже не в "псы" - в охрану "столовых". Я глядел на него. Соображал.
