Дмитрий Поляшенко - Тени у порога
Глядя на Лядова, Вадковский покачал головой — мол, я тебя не понял, и вернулся к борщу.
«Почему я не сказал это вслух? — удивился Лядов. — Потому что сеансов ментоскопирования больше не будет и можно... что? Фантазировать как угодно? А раньше нельзя было? Может быть, я боюсь, как бы сами ученые и лаборатория не оказались псевдоноогенным феноменом?» Лядова поразило, что такая простая мысль не пришла им в головы три недели назад, в системе звезды ЕМГ 72, на борту опустевшей лаборатории, ведь Камея тогда ясно показала, что космическое пространство для нее не преграда.
— Слава, — сказал Трайнис, — ты что такой таинс-с...
Глаза его округлились.
Вадковский и Лядов повернули головы. Но тут им стало не до Трайниса.
В уши вошел ровный напряженный гул, заполнил тело до макушки, выплеснулся наружу, быстро заполнил кают-компанию. Свет померк. Полумрак начал синеть. Пространство резко загустело. Вязким стало все, даже мысли оказались вялотекущей субстанцией. Только сознание не изменилось, странно отделившись, он испуганно металось среди тягучих образов и понятий. Движения стали плавны — приходилось преодолевать плотность синего света, льющегося непонятно откуда.
— Что это? — медленно вставая, нараспев спросил Вадковский. Выпущенный из рук бутерброд, неторопливо крутясь, падал в тарелку. От бутерброда во все стороны летели крошки.
— Спо-кой-но, — сквозь зубы сказал Трайнис. Получилось так, будто он запинается. В иной ситуации он вскочил бы первым, но сейчас медленно, словно нехотя отрывался от дивана. В глазах недоумение — тело отказывается подчиняться!
Лядов сидел не шевелясь, с застывшим лицом. Сердце бухало в груди. Опять. Это она. Даже здесь достала.
Из-за темного поворота, ведущего на камбуз, а может быть просто из стены на середину кают-компании вышел стеллармен. Остановился, огляделся. Двигался он как ни в чем не бывало — легко и спокойно. Звездный человек был облачен в облегающее черное с серым. Даже на голове было что-то вроде подшлемника. Вид у него был подтянутый, хищный, но в глазах струилось всегдашнее живое умиротворение, вроде поволоки. Отсутствовало на лице выражение терпеливости. Значит, то, что он сейчас делал, доставляло звездному человеку радость.
Лядов выдохнул:
— Ангрем... Фу ты. Я уж подумал, Камея до нас дотянулась.
Синий полумрак толчком вспух, пытаясь раздвинуться под напором разбежавшейся сферической волны, центром которой был стеллармен, затем с колыханием сжался. Все по привычке напряглись, ожидая неприятных ощущений, но ментального удара не последовало. Взгляд звездного человека прояснился, став строгим и решительным.
— Следуя нашей договоренности, Станислав, я хочу сделать тебе глубокое ментоскопирование по методу стелларменов, — быстро проговорил Ангрем.
— Да... — Лядов замялся. — Эксперименты и обычное ментоскопирование... никаких результатов... нам не говорят.
Лядов задумался. Это было нелегко в синей тягучести. А вдруг все уже известно, просчитано, разложено по полочкам, и результаты от них вовсе не скрывают? Через час вспыхнет экран и Сергей Георгиевич объявит: «Карантин завершен. Ознакомьтесь с выводами общей комиссии». Выводы окажутся жутко интересными и все объясняющими. А завтра их отпустят домой.
Стеллармен внимательным взглядом обежал стены и потолок кают-компании.
— Кроме малозначащих узкоспециальных биологических тестов три недели карантина не прояснили случившегося на Камее. От вас ничего не скрывают.
— Стеллармены разве входят в комиссию? — чудно, нараспев спросил Трайнис. Слитность длинной фразы далась ему нелегко.
— Неофициально. Мы передали комиссии архив наблюдений с нашего корабля, побывавшего на Камее.
— Посещение станции... до конца карантина... запрещено, — пробормотал Лядов. — Как вы попали... — «Что я несу?» — Ангрем, что мне надо делать?
— Сядь поудобнее.
Лядов плавно откинулся назад, поерзал спиной в подушках.
— Вы говорили о неприятных ощущениях.
— Исследовав твою память, метасознание и Нить, я постараюсь оставить твоему сознанию лазейку в эти чудесные места. Для ума это непривычные ощущения. Возможно, они будут неприятны.
— Лазейку? Зачем?
Стеллармен после секундного изумленного молчания сказал:
— Пригодится. Или не оставлять?
— Нет-нет, обязательно оставьте.
Лядов откинул голову, закрыл глаза, вцепился в подушки. Стеллармен задумчиво смотрел на замершего Лядова, как скульптор на неотесанную глыбу.
Трайнис и Вадковский не шевелясь сидели на своих диванах.
Все замерло — четыре фигуры в густо-синем свете, по всей кают-компании объемные провалы кромешных теней. Гул исчез, никто не заметил когда. Стояла пронзительная тишина. Вадковский перебегал взглядом с лица Лядова на лицо Ангрема и обратно. Ничего не происходило.
...Лядов стоял перед зеленым пригорком. Склоны его густо запятнали полевые цветы. На пригорок взбегала дорожка, выложенная аккуратно обтесанными, плотно пригнанными светлыми камнями. На самой вершине пригорка дорожка словно обрывалась в небо. Лядов огляделся. Слева, в ста шагах внизу по склону тянулась плотная зеленая стена подстриженных кустов, напомнившая о парковых лабиринтах. Сзади оказался лесок, но совершенно иного плана — дымчатый, прозрачный, вроде березовой рощи. Хвост каменной дорожки терялся там среди стволов. Над пригорком висели легкие облака. Какая-то была во всем пейзаже странность. Лядов снова огляделся, осторожно шагнул. Подошвами ощутил — камень тверд, шершав. Стыки между камнями почти не ощущались. На самом же деле Лядов был уверен, что наткнется на стол внутри диванного треугольника. Он удивился ясности сознания — он все помнил! Сейчас с ним проводится сеанс ментоскопирования. Рядом сидят Ромка и Гинтас. В двух шагах стоит Ангрем. Впрочем, в этом месте все могло быть иллюзией. Даже воспоминания. Вот только ясность сознания не сымитируешь. Я точно знаю, что я это я. Больше всего похоже на осознанный сон. Значит, здесь все можно? Лядов присел, поводил вокруг себя руками. Пальцы прошли сквозь воздух, задели траву. Если это ментоскопиро-вание с обратной связью, то какое-то новое. Обычно максимум, что мог человек в такой ситуации — следить за чередой туманных, мало связанных между собой образов, и, как во сне, не в состоянии был повлиять на происходящее. А здесь... Поколебавшись, Лядов выдрал клок травы, осторожно поднес к лицу. Свежо пахнуло раздавленной зеленью. Разжав пальцы, он поднялся. Дорожка звала за собой. Ну нет. Раз здесь все можно... Сойдя с ленты светлого камня, продолжая удивляться, что не встречает никаких препятствий, Лядов двинулся по густой траве с пятнами ярких цветов к сплошной стене паркового лабиринта, что темнела внизу пригорка. Он заметил аккуратно вырезанную живую арку входа и нечитаемый с такого расстояния указатель...
