Максим Хорсун - Рождение Юпитера
– У меня удалены лобные доли мозга! А вместо черепа – титановый контейнер со стенками в палец толщиной! – пояснил Константин оглушенному уродцу. – На меня твоя… магия! – твоя магия не действует!
Ай-Оу снова принял стойку диюдарха. Но на этот раз половина прыти молодого Тэга куда-то делась. Константин улыбнулся с неподдельным сочувствием.
Климентина (она до последней секунды продолжала биться в объятиях Михаэля) вдруг обмякла. Большеголовый тут же подмял женщину под себя, вывернул за спину расслабленные руки. И тогда Климентина закричала. Боль, скорбь, ужас – все смешалось в этом крике, и невидимый свод над площадью задрожал.
Молот Константина взлетел и опустился сверхчеловеку и насекомому на спину – на ложбинку между лопатками, на костистую дорожку позвоночника.
– Ай-О-о-о-о-у! – взвыла Климентина.
Ай-Оу врезался лицом в пол. Вытянул в стороны тонкие руки и ноги. Как никогда он походил на насекомое, угодившее под чей-то каблук.
– Ай-О-о-о-у! – молила Климентина. – Пожалуйста, не надо-о-о!
Ай-Оу закашлялся и приоткрыл глаза.
– Моя… Климентина… – прошептали испачканные кровью губы.
Космос был перед ним как на ладони.
Здесь ничего не изменилось. По-прежнему испускали тревожные флуктуации осевшие в гало Млечного Пути Надзиратели. Сиял галактический маяк планеты диюдархов, насекомые не теряли надежду заманить в ловушку очередного незадачливого телепата. Нет, во второй раз он не попадется к ним в лапы. На фоне черного бархата безжизненных пространств едва заметно теплились светлячки цивилизаций-ровесниц. Светлячков было много, очень много.
Если приблизить один к себе… Если потянуться к нему мыслью…
Следующий удар превратил голову Ай-Оу Тэга в бесформенную массу.
– Партия! – воскликнул Константин.
Климентина умолкла. Замерла, – в один миг для нее перестала существовать унизительная хватка Михаэля, померкло кровавое свечение голограмм, а звуки слились в монотонное бормотание на грани слышимости. Она безмолвно ловила открытым ртом воздух, ощущая, как внутри умирает что-то… Что-то важное. Что-то, что жило вместе с ней, и чему она никогда не придавала значения. До сего момента. Она ощущала, как внутри образуется гулкая пустота. Пустота, более убийственная, чем космический вакуум.
Суматошно возился Михаэль. Не отпуская обмякшую Климентину, он пытался достать из-за пояса нож.
Ай-Оу – самый загадочный и самый опасный тип из проклятой четверки зарвавшихся юнцов – мертв! Михаэль вытянул голову: да-да-да! Мертв! Их миссия близка к блестящему завершению. И еще – безымянным больше не нужны заложники. Бесфамильная девчонка и так доставила предостаточно хлопот…
Но нож никак не вынимался из ножен, и Михаэль пришел в ярость:
– Ри-ри-ри! Заберите ее и вскройте горло! – приказал он безымянным.
Двое уцелевших головорезов кинулись выполнять приказ. Бесфамильная никак не отреагировала на их приближение.
– Эй! Стоять! – Константин взмахнул окровавленным молотом. – Девчонка – моя!
– Ри-ри-ри… – изумленно прохрипел первый головорез. Зашипело и засмердело жженым. В груди безымянного возникла дыра шириной в кулак. Головорез выдохнул облачко сизого дыма и рухнул, так ничего не поняв.
Михаэль зарычал, уперся ногами в мрамор пола; рванулся вверх, не забыв подхватить и Климентину… Пока он поднимался, и второй подельник забился в конвульсиях.
Сквозь ближайшую проекцию просматривались два размытых силуэта. Михаэль прищурился: так и есть – у одного в руках кадуцей, у второго – меч. За спиной раздались тяжелые шаги, – верный Константин встал бок о бок с большеголовым.
– Ри-ри-ри! – проговорил Михаэль. – Счастлив, благородные! Вас не придется разыскивать среди руин. Вы явились сами! – Он рывком выхватил нож и прикоснулся лезвием к горлу Климентины.
Голограмма затрепетала: Шелли и Брут вышли за пределы световой маскировки. Вид благородных был жалок. Оба – чернее ночи от сажи, оба – в лохмотьях. И в то же время на их лицах было пугающее спокойствие. А в поблескивающих глазах читалось безразличие к смерти: к своей смерти, к смерти врагов…
– Сложите оружие и отойдите от Климентины! – потребовал Шелли глухим голосом.
Михаэль смерил друзей оценивающим взглядом. Лезвием ножа приподнял безразличной Климентине подбородок. Когда он заговорил, голос его дрожал:
– Шелли! Ты прошел всего через одну Партию, а уже так ловко убиваешь! Без сомнений! со вкусом! твердой рукой! Поздравляю! Талант, благородный! Талант!
– Не заговаривай нам зубы! – проговорил Брут.
– А ты, молодой Бейтмани, тоже дерзок! Правда, меч держишь, как поварешку… но все равно – грозен! Верно, Константин?
– Я легко убью их обоих, – бесфамильный стал медленно поднимать молот.
– Оружие! На пол!!! – закричал Шелли.
Михаэль спрятался за Климентиной. Оказалось, он, словно таракан, умеет становиться компактным и почти невидимым.
– Убивать ты научился, не спорю, – послышалось его брюзжание. – Но как выстрелить, чтобы сразить меня и не подпортить шкурку подружке? А? Может, покажешь?
– Вы не уйдете отсюда живыми, – пообещал Брут, неторопливо обходя Михаэля сбоку.
– Вот уж кто не выберется с Ганомайда живым, так это ты, Бейтмани. – Голос Михаэля стал суровым, словно льды Пангеи. – Говорила ли тебе Климентина, что в моих списках ты числишься покойником? Ну же! Говорила?
– Говорила-говорила, – снисходительно ответил Брут.
– А знаешь почему? Потому что ты – мертв. Ты стал трупом на Плутонии! Ты до сих пор дышал, пил и ел с моего позволения! Я рассчитывал, ты пригодишься для поимки Тэга. Но извини, необходимость в тебе отпала… Нужно сказать лишь: «Брут Бейтмани – умри!» Забавно, да?
Огонек на шейном корсете Брута, – тот самый, который сообщал, что регенерация костных тканей продолжается, – погас. Раздался громкий щелчок.
– Ри-ри-ри, гелиопауза худа! – бросил Михаэль.
– Шелли! – успел прошептать Брут.
И снова Климентина закричала, и крик ее утонул в грохоте взрыва. Упругий поток воздуха сбил Шелли с ног. Сквозь болезненный звон, которым наполнились уши, донесся рев Константина и свист: это страшный молот взлетел почти к самому своду, а затем рухнул вниз. Вниз, на него – беспомощного, оглушенного и обескураженного. Шелли откатился, – это вышло бессознательно, инстинктивно. Перед глазами стоял образ гибнущего Брута, а мозг переваривал его последнее: «Шелли!» Брут надеялся, что он поможет!..
Молот врезался туда, где долю секунды назад была голова Шелли. От удара, казалось, содрогнулся весь город. Тысячи мраморных осколков взмыли в воздух. Константин прорычал что-то нечленораздельное и занес молот еще…
