Максим Хорсун - Рождение Юпитера
Шелли подбежал к пульту управления и оторопел. Несколько секунд он разглядывал знакомые символы, из которых складывались совершенно непонятные слова, а затем позвал на помощь Климентину. Бесфамильная нехотя прекратила расправу. Взглянула из-за плеча Шелли на приборы и расхохоталась:
– Все, милый Шелли! Прилетели!
Ей уже приходилось сталкиваться с этой беспомощностью. Во время головокружительного падения в атмосферу Нептунии.
Шелли с опаской поглядел на подругу, – та села на подлокотник кресла, сокрушенно покачала головой. Силы ее были на исходе: последние ушли на избиение паршивого астроника.
– Системы управления безымянных не должны кардинально отличаться от наших… – Он прикоснулся к основной сенсорной панели. – Нужно только определиться, что мы хотим от «Кракена»… Ведь он – увы! – не взлетит.
– Не взлетит, – вздохнула Климентина. – Можешь не терзать сенсоры.
Тогда Шелли метнулся к стонущему астронику.
– Эй, ты! Что нам нужно делать?
Безымянный поднял голову и улыбнулся, демонстрируя поломанные, испачканные кровью зубы:
– Моль-йить-сья, ри-ри-ри!
Кадуцей уткнулся безымянному в висок, влажные пальцы легли на активатор. Безымянный с готовностью зажмурился.
– Ри-ри-ри, конопатые, допотьебились…
Это было уже слишком! Избитый астроник стоял на коленях, ожидая смерти. Климентина сидела на подлокотнике кресла и раскачивалась, точно в приступе кататонии. Казалось, что отчаяние людей обрело физическое воплощение: воздух в рубке загустел, освещение померкло, тени удлинились.
Шелли заскрежетал зубами. Отпихнул астроника и схватил за плечи Климентину.
– Ен-Ти! Послушай меня! Нужно послать «пакет» в Сопряжение. Лазером или радиосигналом – чем угодно!
Климентина приподняла голову. Из-под спутанных волос, падающих на лицо, сверкнули глаза.
– Мы обязаны рассказать обо всем, что произошло на Ганомайде! – Шелли заметался по рубке. – Я выйду наружу, разблокирую заслонку посадочной платформы. Тогда купол перестанет экранировать, и ты сможешь передать сигнал.
– Но как?.. Как ты уберешь заслонку? – уныло развела руками Климентина. – Разве что лазером… Только не говори, что намерен резать плиту вот этим! – Она указала на кадуцей. – И суток не хватит!
– Кгм… благородные!
Шелли и Климентина мгновенно обернулись: в проеме люка переминался с ноги на ногу толстый тиран Майя!
– На пол быстро! – заорал Шелли и уже привычным движением навел на тирана кадуцей. Ему показалось, что в эту тучную фигуру промахнуться невозможно.
– Ладно-ладно, – плутонианин поднял руки и неуклюже опустился на колени. – Я только хотел сказать…
– Молчать, мутант! На корабле есть еще кто-нибудь?
– Нет-нет, благородные, все ушли. Они погибли, да?
– Да, – ответила за Шелли Климентина. В руках она опять вертела обрезок трубы. – А где твои «ри-ри-ри», худышка? – Тон ее не предвещал ничего хорошего.
– Лазер! – заверещал тиран Майя. – Среди отражающих экранов спрятана лазерная установка! Ее мощности хватит, чтобы убрать заслонку! – Не поднимаясь с колен, тиран попятился от Климентины. – Выдвинем через отверстие антенну и отправим сигнал бедствия: быть может, нас услышит какой-нибудь корабль. Это наша единственная надежда! – Плутонианин сложил перед подбородком ладони. – Я немного владею арго безымянных. Разрешите мне встать за пульт «Кракена», в обмен… – он шумно сглотнул, – в обмен на мою жизнь.
Шелли усмехнулся.
– Кто убил Алексиса Козо, толстяк?
– Я, я, я убил! – Тиран Майя постучал по груди ладонью. – Какое это имеет теперь значение, благородный? Еуропы больше нет! Она взорвалась! Ганомайд тоже взорвется! Или сам Юпитерекс! Мне кажется, Юпитерекс трансформируется в звезду!
– О чем ты говоришь, толстяк? – Шелли поморщился. – Шагай к пульту, пока мы не передумали!
Плутонианин резво вскочил на ноги.
– В моем музее был барельеф «Люди наблюдают рождение Юпитера», – сказал он, стуча зубами. – Уж не нас ли изобразили древние?
– Ри-ри-ри-ри… – сокрушенно пробормотал безымянный астроник.
Тиран Майя навис над пультом. Завозился, непрерывно бормоча и охая.
– Айвен!.. – Климентина схватила молодого человека за локоть.
– Пусть попробует, – Шелли освободил руку, – я всегда успею отправить его на свидание с Девой Смерти! – и бросил замешкавшемуся плутонианину: – Ну же! Мы можем ждать, но Ганомайд ждать не станет!
Обзорный экран не работал. О том, что лазерная установка включилась, они узнали по тому, как в рубке мигнуло освещение. Через секунду-другую транспорт безымянных ощутимо встряхнуло: посадочная платформа лишилась атмосферы.
Тиран Майя, капая потом на сенсорные панели, колдовал над пультом – он старался изо всех сил. В конце концов, засветился обзорный экран. Шелли почувствовал в своей ладони пальцы Климентины.
Выстрел вслепую оказался более успешным, чем они могли ожидать. Заслонка посадочной платформы раскололась на несколько частей. Обломки выкинуло в космос рванувшим наружу воздухом. Теперь нос «Кракена» глядел в сторону окутанного розовым свечением полушария Юпитерекса.
Здесь было на что посмотреть! Лик газовой планеты изменился до неузнаваемости. Исчезла большая часть атмосферных структур. Облачные пояса побледнели, их границы размылись, а цвета потеряли интенсивность. Что осталось от прежнего Юпитерекса – это непрекращающиеся грозы, вспышки которых было видно даже с поверхности Ганомайда.
Но Шелли вскользь отметил эти изменения; он неотрывно следил за манипуляциями плутонианина.
– Поднимаю мачты антенн на максимальную высоту, – проговорил тиран, взгляд его розовых глаз метался: Шелли – пульт, Климентина – пульт, Шелли – пульт… – Сейчас-сейчас выведу звук…
Несмотря на предупреждение толстяка, они вздрогнули, когда в рубку «Кракена» ворвалась какофония радиошумов. Шелли узнал высокочастотный вой Солнца. Наплывами дребезжащего визга голос звезды перекрывал новый источник сигнала. Шелли вопросительно посмотрел на Климентину: этот визг не имел ничего общего с умалишенным бормотанием радиопоясов Юпитерекса. Скорее, он напоминал запись плача младенца, пропущенную через усилитель, работающий с перегрузкой.
На Шелли нахлынуло тревожное оцепенение. Подействовал ли на него вводящий в транс голос омолодившегося Юпитерекса… отключилось ли сознание само собой – когда закончились силы в обработанном палачами теле…
«Люди наблюдают рождение Юпитера».
Он стал жалостью. Гнетущим, слегка презрительным… Он взглянул на себя со стороны. Внимательнее пригляделся к Климентине, к пыхтящему плутонианину. К безымянному астронику, фанатику и убийце, сплевывающему на палубу осколки зубной эмали.
