Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
Флавий мысленно присвистнул.
− Сильная теория.
− Других пока не придумалось, − пожала плечами Гиза.
− Читала мыслеобразы?
− Самые поверхностные, это тебе не африканский дикарь. Ничего особенного, лишь невероятное спокойствие и уверенность, что все идет как надо. Это меня и насторожило.
− Ну хорошо, а насчет русских?
− А шут их знает, − раздраженно бросила девушка. − Русь славится абсолютно нелогичной, но всегда результативной политикой. Ты знаешь, что сказал один из германских наместников Рима, в третий раз пытаясь подмять под себя ордынские территории?
− Конечно, помню, − улыбнулся Флавий. − Он сказал, что на любую нашу хитрость Русь ответит своей непредсказуемой глупостью, и тем самым снова останется в выигрыше.
− Ну вот, ты сам все понимаешь.
Флавий понимал.
Конечно, мысль о том, что во всех наших бедах в Валахии и Трансильвании виноваты русские — очень приятна во всех отношениях. Куда как здорово переложить вину на внешнего врага, и все свои проблемы списывать на его козни. Но Русь в последние сто лет хоть и выросла в более-менее стройное государственное дерево, все же еще хлипковата тягаться с могучим неохватным Римом. Коли будет нужно — Престол срубит Русь под корень.
Скорее всего, роль русских в мятеже — косвенное участие. Своеобразная ловля рыбки в мутной воде. Татарские орды уже оттяпали у молдовских племен львиную часть морского побережья, вскоре и вовсе лишат дикарей выхода к Гостеприимному морю. Логично предположить, что цель русских — полностью подчинить себе все западное побережье. А может и нет. Достаточно вспомнить сложные отношения азиато-славян с логикой.
− Смотри, наш неутомимый герой остановился, − оторвала Флавия от раздумий арабеска.
Вампир стоял на очередном изломе «тропы», внимательно всматриваясь вниз, в ущелье. Оно своим жерлом выходило на равнины Валахии — в строну Букурешти и Тырговиште.
− За нами следуют, − уверенно произнес Мариус, когда Флавий и Гиза подошли.
− Кто? − удивился римлянин.
− Человек.
− Ночью, по этим с позволения сказать тропам? − рассмеялся Флавий.
Даже ему иной раз было сложно поспевать за вампиром, а Гиза и вовсе держалась только из-за того, что мужчины отобрали у нее всю поклажу, включая личное оружие.
Вампир веселья не поддержал. Показал рукой куда-то в сторону ущелья и уверенно повторил:
− За нами следуют. Точнее…
Мариус прикрыл глаза и зачем-то принюхался. Потом еще раз, более тщательно. Наконец, просто засопел, вдыхая холодный ночной воздух всей грудью.
Сконфуженно улыбнулся и добавил:
− Я ошибся. Это не человек — это женщина и…
− О, ну спасибо!
Гиза раздраженно фыркнула и пнула ногой камень, демонстративно отвернувшись.
− Не хотел обидеть, Гиза, − спокойно произнес трансильванец. − Ты не дослушала. Я имел в виду, что эта женщина — не совсем человек. Вернее, не совсем обычный. Но я узнал запах и даже знаю ее имя.
Флавий приготовился слушать. Арабеска обернулась и посмотрела на круда с удивлением.
− Вы тоже ее знаете, − улыбнулся Мариус. − Она обязана нам спасением.
− Марика? − воскликнул Флавий?
Круд кивнул. Римлянин молчал, не зная, как это все понимать.
Возникшую паузу заполнила арабеска. Глядя прямо в горящие синим огнем глаза римлянина, девушка очень членораздельно и тщательно спросила, вроде как риторически.
− Интересно, а что в центре Карпат заинтересовало специалиста по рыболовству и рыборазведению?
− Яснее ясного, что горные рыбы, − хохотнул вампир.
− Как бы этому горному… рыбу не остаться без чешуи, − усмехнулась Гиза. − Ну, чего стоим, кого ждем?
Арабеска подтолкнула вампира дальше по тропе, и устремилась вслед за ним. Флавий еще пару секунд подышал холодным воздухом, потом принюхался… Улыбнулся собственному поступку и побежал догонять товарищей.
В то же самое время…
Прежде чем достигнуть гор она загнала четыре лошади. Слава всем богам этого мира, ямовая служба в ромских землях налажена отменно — Руси до такого порядка далеко.
Очередной скакун остановился перед подножием горного хребта. Марика спрыгнула с лошади за миг до того, как та захрипела и повалилась на бок. Девушка вскрикнула, неудачно ступив ногой, но обошлось без вывихов. Если бы она могла видеть ночью как днем, да еще не хуже самого остроглазого ястреба, она бы заметила, что высоко-высоко в горах фигура в широкополой шляпе услышала ее вскрик, и остановилась, внимательно прислушиваясь. А потом — и принюхиваясь к южному ветру, дующему со стороны долины.
Но Марика ничего этого не видела и не слышала. Сейчас она думала, что это истинное чудо − за столь короткое время, да еще в глухой ночи, пробраться так далеко на север. Вот только что делать дальше? Горный кряж непреодолимым барьером закрывает от нее конечную цель маршрута — небольшую крепостицу по ту сторону Карпат.
Неужели придется карабкаться по скалам подобно горной рыси? А что еще остается делать? Разве что…
Нет!
Марика запретила себе думать об этом. Однажды, будучи глупой молодкой, она опробовала сие таинство. В итоге ее насилу выходили ведуньи из соседней общины — да и то не сразу, а шестью неделями спустя. Не по годам ведовство было, да и силенки еще не те были.
Но сейчас-то и возраст зрел, и силы есть, подумалось Марике. «Как жаль, что рядом нет отца», − в сотый и тысячный раз подумала девушка. − «С ним я всегда сильнее, опытнее, мудрее…».
Но Игорь, сын Кудаев остался в бесконечно далеких степях Восточного предела. И от нее, дщери Игоревны Марики, сейчас зависит — вернется ли он в Москов-стан или нет.
Лошадь сипела, стараясь надышаться холодным воздухом. Лежала на боку, посучивая избитыми в кровь ногами. С губ хлопьями валилась кровавая пена — Марика пыталась держать узду как можно слабее, но под конец бешеного галопа скакун начал мотать головой, сам себе раздирая рот закусом.
Марика подошла к животному. То, почувствовав человека, перестало мельтешить ногами, напряглось и жалобно фыркнуло.
− Нет, животинка, больше тебя пытать никто не будет, − произнесла девушка, склонившись к шее животного. − Ты молодчина, просто сказка, а не лошадь. Ты самый лучший скакун этого света.
Скакун молчал, лишь вздувая покрытые выступившей солью бока. Глазом косился на своего мучителя, признавая, впрочем, за человеком право требовать от себя и возможного, и невозможного. В паре «человек — лошадь» бог и царь только человек. Так заведено тысячи лет назад, и не ему, почтовому скакуну, этот порядок менять.
