Станислав Соловьев - Поездка в Ютиссаггар
Сасер приказал всем вооруженным мужчинам выехать с ним за стены города. Он сказал им, что так надо встретить противника, и они подумали, что будет бой и им, может быть, удастся защитить сууварскую столицу от варваров. Главные ворота были открыты, и десятки тысяч солдат и офицеров медленно заполнили все заснеженное пространство перед городскими стенами. Во главе передней колонны ехал сам Сасер - один, с мечом в руке и с ключом от города - за поясом. Светило низкое зимнее солнце. С запада стягивались темные, тяжелые тучи. А потом стали падать редкие снежные хлопья. Сасеру было холодно, голова мерзла, а меч непривычно оттягивал вниз руку. Он не оборачивался, словно боялся обернуться и увидеть лица своих людей. Увидеть надежу, страх, желание жить, нежелание умирать...
В полдень он увидел прямо перед собой густые шеренги букнеркского воинства. А немного впереди ощетинившегося воинства несколько конников полководцы Империи. И тогда Сасер поднял левую руку и тем остановил движение своих войск. В полной тишине он поскакал навстречу букнеркцам. В голове билась одна мысль: только бы не стрела, только бы не дротик!.. Остановил взмыленного коня, неуклюже соскочил вниз и пошел, задыхаясь и путаясь в снегу. И когда оставалось шагов тридцать, Сасер сел в снег и высоко поднял в двух руках свой меч, словно предлагая его могущественному противнику. Мы признаем вашу силу, говорил этим Сасер, и мы подчиняемся неизбежному.
Все могло быть. Это был риск, огромный риск. Его могли убить. Случайный выстрел букнеркского лучника (уже потом, спустя годы, он знал, что у Оотобакааменов нет случайных выстрелов - при такой дисциплине не может быть ничего случайного). Шальная стрела или дротик сзади. Его могла потом порубать на куски варварская конница или затоптать свои же. Но судьба оказалась милостивой к Сасеру. Варварских полководцев потрясла неожиданная покорность сууварцев - и это после ожесточенного, смертоубийственного сопротивления войск Келе. Столица была сдана без боя. Несколько дней убивали сотни несчастных, отказавшихся признать происшедшее. В застенках погибли все министры Центрального правительства, кроме самого Сасера. Были казнены многие командиры и офицеры - все те, кто не пожелал присягнуть на верность Императору. Он сам почти полгода провел в казематах своей же тюрьмы, ожидая каждый день, что его повесят, обезглавят или посадят на кол. А потом он оказался Генеральным инспектором и главой Туземного совета, Почетным оруженосцем Его Императорского Величества. Презираемым оккупантами, презираемым сууварцами, презираемым своими подчиненными. Но живым...
Сасер вздохнул. Когда-то это было неприятно вспоминать, больно, унизительно. Неприязнь, боль и унижение - все это выветрилось с годами, куда-то исчезло, и теперь на их месте воцарилась одна хозяйка - усталость. Он не мог себе сказать, зачем тогда это сделал, почему остался жить - после Хайема, Голона, Келе. Зачем остался жить? Для чего?.. Чтобы ехать сейчас в Ютиссаггар, бывший сууварский город? Ехать, не зная, что будет завтра, какую интригу придумает Олсе, какая прихоть завладеет Его Высокопревосходительством - ненавистным чужаком с плоской квадратной рожей?..
Он пережил их всех. Он пережил тех, кто не хотели новой власти, кто не могли жить при новой власти. Он пережил и тех, кто первыми побежали прислуживать новой власти. Даже они лежат - кто в мерзлой сууварской земле, кто на дне Великой реки, кто в гнойных ямах "домов наказания", присыпанных едкой известью, а кто белеет костьми в далекой отсюда и почти невозможной жаркой Южной пустыне. Он пережил тех, кому было наплевать при какой власти жить - всем этим торгашам, ремесленникам, писарям, крестьянам. Он пережил их всех. И со временем его стала посещать смешная мысль, что и нынешних хозяев тоже переживет. Ведь Сасер-то уже не человек. Почти природное явление, недвижимое, не меняющееся, не поддающееся пагубному времени. Как Великая река. Как Суулагские топи, как Одинокий Камень у Сууваррата. Как сама смерть...
Показалась колонна имперской пехоты. Сотни рослых, плечистых людей в белом шли по Южной дороге и ревели свои варварские песни. Что-то о Священной Горе Мире, о Блистательном Императоре, о Святом Ютисе, Отце Времен. Командиры-варвары подозрительно провожали глазами экипаж Генерального инспектора. Будь их воля - немедля окружили бы этих язычников, только прикидывающихся "братьями в Ютисе", выдрали из мягких кабин и седел, вздернули на первом же столбу...
Сасер был спокоен. Он прекрасно знал, что о нем и его гражданской администрации думают букнеркцы. Но они нужны Императору - без них не было бы ни регулярного провианта, ни новых казарм, ни спокойствия в городах. Сам военный губернатор и главнокомандующий Армией Приречья, доблестный Оолатаани, Копье-С-Огненным-Хвостом, лично освежевал бы старческое тело Сасера, выпустив его кишки на каменный пол столичной комендатуры. Но Его Высокопревосходительство был верен Императору и всем его приказам. Потому что он солдат Его Императорского Величества. Потому что он подданый Его Императорского Величества. Потому что он Оотобакаамен.
Так они и ехали: Лае откровенно спал с открытыми глазами, чему-то улыбаясь во сне, Нарен - все так же шарил глазами в поисках возможной и невозможной опасности, Сасер, задумчиво глядящий в смотровые щели на новый мир. Новый мир, и отнюдь не "сияющий" - тогда ни Сасер, ни кто-либо другой не мог себе представить такого мира. Чужая власть, чужие порядки, чужые слова, чужые одежды и чужой страх - чужой, потому что поколения сууварцев знало прежде только один страх. Страх перед Хозяином - Его Величеством Сууваренненом Третьим. Этот страх проник в кровь сууварцев, поселился у них в сердце и стал их душой. А потом оказалось, что можно страшиться другого, гораздо сильнее, и все пошло прахом...
Сасер смотрел в щели. Мимо него проплывала страна, изменившаяся до неузнаваемости. Тут была деревня, и Генеральный инспектор помнил её название, а, может, и когда-то был в ней, - вот этого он уже не помнил. Не было постоялого двора, не было деревенского трактира, не было кузницы, ничего уже не было. Одно пепелище - черные, рухнувшие балки и гнилые следы былой каменной кладки. Тысяча две деревенских - где вы? Может, вас угнали на имперские работы? Может, вы сгинули в Южной пустыне? Может, вас вырезали ещё в ту ночь и теперь ваши кости лежат под этими сгнившими балками и битым камнем?..
Сасер вглядывался, словно пытался узнать страшную тайну своей страны, причину её поражения. Но ничего не видел, кроме развалин и стылого молчания. Его потухший взгляд скользнул каких-то черных ветвей. Он сначала не понял, что это за странный черный лес. Но ветки его поднялись, отделились от стволов - и вороны, громко жалуясь зимнему небу на экипаж Генерального инспектора, испуганно поднялись вверх, и закружились, как крупные хлопья черного снега. Тут, вместо озимых, стоят сотни кольев, на которых торчали отрубленные головы. Сотни отрубленных голов - с исклеванными глазами и языками, потемневшие, в кровавой засохшей корке, окаменевшие на морозе. Сасер машинально стал считать эти головы, сбился и закашлялся. Вороны вторили ему...