Наталия Мазова - Янтарное имя
И она - всегда с ним, всегда у его ног, как напоминание о том, чем он был и чем стал, с мрачно горящими глазами, черно-алая, как безумие, тень...
Тень - чего?
Наверное, его песен...
У дверей в покои Верховной стояла, небрежно опираясь на полуторный меч, одна из послушниц с золотым шарфом храмовой стражи на тонкой талии.
- Пресветлая Хасса ждет тебя, менестрель - входи без страха.
Лиула шагнула за ним, но властная рука послушницы опустилась на ее плечо:
- А ты, дева, подождешь его здесь.
- Но... - вскинулась Лиула.
- Верховная Жрица приглашала его одного. Умерь свое нетерпение, дева.
Когда Гинтабар закрывал за собой дверь, из-за спины до него долетел острый свежий запах скальных ягод, с которых счищают кожуру. Судя по всему, стражнице было чем занять его упрямую спутницу, дабы та не предпринимала попыток прошибить дверь лбом.
Комната, в которую он попал, не зря именовалась Аметистовыми Покоями. Полное ощущение, что попал внутрь лилового драгоценного камня. И зеленой искрой у дальней стены, в кресле, протягивая руки к жаровне, полной углей - хрупкая старая женщина с волосами, белыми как молоко.
- К вашим стопам припадаю, пресветлая госпожа, - он опустился перед ней на колено, коснулся губами сухой руки, словно выточенной из пожелтевшей кости. - Благословите недостойного...
- Садись, гость из иного мира, - взгляд, как вспышка. Глаза у нее были совсем молодые, хоть их и окружала сеть морщин. - Поговорим на равных...
- Откуда... - начал он - и осекся. Ответ был очевиден. Несомненно, в молодости эта женщина всласть побродила по мирам.
- Раздвигающий ткань мироздания признает собрата за три полета стрелы, - мягко улыбнулась Хасса, подтверждая его догадку. - Говори же, менестрель, что тебя так заботит...
В своем мире он, до того, как идти на поклон к священнику, пожалуй, попробовал бы разыскать компетентного мага. Но это и там было непросто, поскольку на его родине вся магия априори считалась черной, именовалась колдовством и высочайше не поощрялась. Здесь же понятия "маг", как ни странно, не существовало вообще. Было знание - и знание было у ученых, была сила - и сила была у жриц, благая у тех, что служат Великой Матери, и темная у тех, что рискнули идти путем, означенным Ориттой.
В его мире Служение было мужским делом. Не жрица священник. Женщина могла в лучшем случае сделаться монахиней.
А здесь и монастырей-то не было...
Как в таком мире разыскать нужного человека вне храмов?
Да, странный мир. Мир, в котором дорога знания считалась почти исключительно женской привилегией, равно как Служение, целительство и обучение. Мужчины здесь бывали воинами и королями, купцами и строителями, путешественниками и мореходами. А женщины просиживали ночи над старыми хрониками или кипящим в колбах варевом... "Ибо как мужчина сотворен сильнее женщины плотью, так женщина столь же сильнее мужчины Сутью..." Сие изрекла досточтимая Ивэлла, а эта дама, когда что-то изрекала, то отвечала за свои слова!
Только в одной области различий между полами не существовало - тех, что брали в руки перо, гитару или кисть, уравнивало мастерство...
И вот он сидел перед женщиной, о чьей власти говорили, что она превыше королей земных, и ждал ответа...
...- Да, странную историю ты поведал мне, менестрель, Гинтабар обратил внимание, что Хасса старательно избегает называть его каким бы то ни было именем. - Замок, о котором ты рассказываешь, известен мне. О его сгинувшей хозяйке разное поговаривают, но один из слухов должен показаться тебе любопытным: вроде бы эта женщина ставила какие-то эксперименты с даром Поющих Жриц.
- Она сгинула около двухсот лет назад, - припомнил Гинтабар. - А за минувший год я уже успел выучить, что истинно одаренных Поющих в этом мире не рождается лет девятьсот, а то и тысячу...
Хасса хмыкнула себе под нос нечто, что при желании можно было расценить как "ох, не факт!".
- Это вопрос сложный и запутанный, - сказала она со вздохом. - Скажу лишь: жрица, что Говорит - всего лишь чаша, но вино в нее наливает Великая Мать. Если же у людей нет чаши, они пьют вино из меха и из ладоней...
- Это что же, получается, что я оказался, выражаясь вашими словами... чашей, пригодной для вина?
- Выходит, что так, - без улыбки подтвердила Верховная Жрица. - И не бояться сего дара надо тебе, но овладеть им - ибо не ты сейчас владеешь им, но он тобой - и использовать лишь во благо.
- Но Поющие были чисты... - на лице менестреля появилось выражение растерянности. - А я, да простятся мне такие слова в этом святом месте, всегда был немного еретиком... нет, не по приговору властей - по образу мыслей. Как вообще любой человек, который привык думать...
- Если я скажу тебе о неисповедимости путей Великой Матери, это будет очень банально? - вот тут Хасса усмехнулась. - Но истина может позволить себе звучать банально. Случайностей не бывает. Возможно, ты призван, чтобы дать что-то понять нам... и понять самому.
- Призван, значит, - он закусил губу. - Лишен пути, имени и родного языка. Изгнание как абсолют. Любой изгнанник может вернуться, пробраться на родину тайком, вдохнуть родной воздух и услышать знакомую речь хотя бы ценой смертного приговора. А я отрезан навсегда... ради того, чтобы дать кому-то что-то понять?!
- Не богохульствуй, - строго оборвала его старая жрица. Великая Мать совершенна в своей благости. Она наделила тебя Даром, но то, что ты забыл Имя - дело рук, как мне кажется, человеческих. Не знаю, были эти руки недобрыми или же просто неумелыми, но ясно, что без магии тут не обошлось...
- Это я понимаю и сам, - невесело усмехнулся Гинтабар. Но что мне делать? Смириться с тем, что я привязан к этому миру?
Она внимательно посмотрела в его глаза. И спокойно сказала:
- Между прочим, этот мир называется Опалия.
Сперва он даже не понял. Потом расширил глаза:
- Вы предлагаете мне...
- Да, - легко сказала Хасса. - Когда нет зерна, хлеб пекут и из сосновой коры. Я не могу провести тебя в твой мир, ибо не знаю его и тем более его имени. Подозреваю, кстати, что это довольно далеко отсюда. Но УЙТИ ты можешь всегда, ибо способности твои по-прежнему с тобой, я это вижу. Закон Истока всегда был последним прибежищем отчаяния. А там, кто знает, может, доберешься до своего мира, а может, встретишь кого-то, сильнее и мудрее меня...
Его глаза засветились.
- Вы возвратили мне надежду, пресветлая госпожа, - он снова склонился к ее руке, а во взгляде засияла полузабытая смешинка. - Вот только как же тогда быть с моим... призванием?
- Ну, - глаза ее брызнули лучами морщинок, - я не столь эгоистична, чтобы думать, что ты призван исключительно в Опалию. Я ведь слыхала, как ты поешь... ох, Владычица, велико твое милосердие, - глаза ее затуманились. - Дар твой - для всех. Для всего мироздания. Пока звучат твои голос и гитара, Мать всего сущего взирает на тебя с благосклонностью...
