Виталий Мелентьев - Индия, любовь моя
Третьим возражением является неизученность последствий такого обмена массами тёплого и холодного воздуха. И это тоже справедливо. Даже наши возможности моделирования — прямого и математического — ещё не позволяют точно ответить на все вопросы. В самом деле, нам ещё неясно, как поведут себя огромные массы воздуха на периферии в связи с тем, что в центре Азии несколько изменится климат. Однако предварительные подсчёты показывают, что существенных изменений климата на периферии района не предвидится. При этом наши критики забывают, что первым этапом осуществления проекта является образование горных плато под будущие ледники. Когда они будут образованы, можно будет с большей точностью просчитать возможности дальнейших изменений.
Четвёртое возражение — огромный объём работ и их стоимость. Мне кажется, что это возражение наименее существенное. Взрывчатых материалов сейчас у нас вполне достаточно, они мощны и дёшевы… Дополнительной техники создавать не следует, вполне достаточно и той, что есть. Ведь нам нужны всего лишь штольни для закладки взрывчатых веществ. А вот выгода от всего этого может быть колоссальная: вполне вероятны обнаружения полезных ископаемых, добыча которых окупит все работы. И наконец, будущие коридоры — это ещё и пути сообщения между севером и югом материка. Даже отбрасывая в сторону наши климатические изыскания, такие коридоры свяжут воедино и наш материк, и почти весь земной шар транспортными артериями. Я имею в виду окончание строительства на Беринговом проливе.
Все материалы, касающиеся этого проекта, заложены в запоминающие устройства и могут быть немедленно воспроизведены. Дополнительных мыслей по этому поводу я, к сожалению, пока не имею. Благодарю за внимание.
Андрей откинулся на спинку кресла и жадно закурил. Белка на подлокотнике фыркнула и перебралась на стол, под самый традевал. По лицам участников кольцовки мелькнула улыбка. Но их взгляды опять прошли мимо Андрея, и он понял, что и в первый раз, когда он только начинал говорить, они смотрели не на него, а на белку.
И тут он сразу понял, что его взволновало, когда он увидел старинную комнату своей лаборатории: на столе у Норы не было цветов. А сколько он её помнил, на её столе каждый день стояли свежие цветы…
Сердце почему-то дало перебой, и он невольно взялся за левую сторону груди, но сейчас же оторвал руку: стареть не время. И не место. Просто в самом деле грустно, что с Норой у них ничего не вышло. Он знал — она любила. Или почти любила. А может быть, была готова любить. А если бы не Ашадеви…
Как она вошла в жизнь — сразу, залпом.
У неё была своя жизнь — она готовилась стать учительницей русского языка и поэтому жила в их городе. И познакомились они только потому, что ей захотелось узнать национальную интерпретацию международных терминов.
И он, честно говоря, не интересовался её работой. Да и кто, в какие времена интересуется работой учителя? Это же само собой разумеющееся…
Теперь её нет, а есть третий район зоны Белого Одиночества…
— Андрей Николаевич, — резко спросил Кремнинг, — вам не нравятся наши рассуждения?
Сырцов встрепенулся — он и в самом деле не слушал, о чём говорили на кольцовке. Он мягко, примирительно улыбнулся — Нора называла такую улыбку лисичкиной — и потянулся рукой к белке.
— Я же сказал, что у меня нет новых мыслей. А то, что говорится, сразу не усвоишь.
Белка чуть отодвинулась и опять ухватилась зубами за рукав. Всё так же пищал контакт на традевале, с экрана которого строго глядел Артур Кремнинг. Впервые Андрей как следует рассмотрел белку — её усики, и крохотные кустистые брови, и блестящий, лакированный нос. Он всё время дёргался, и иногда казалось, что белка гримасничает. И лапы у неё были маленькие, тёмные, со светлыми коготками… Стоп. А что у тебя на лапке?
На той самой лапке, которую белка держала на отлёте, словно припудривающаяся женщина, надулась большая — для белки, конечно, — опухоль. Может, в крупную горошину, а может быть, и больше.
Андрей осторожно взял эту лапу пальцами и медленно развернул к экрану традевала — там светлее. Пожалуй, это нарыв. Самый обыкновенный нарыв. Вероятно, белка занозила лапу и не выкусила занозы, а потом легла спать. И во сне началось нагноение. И занозы в таком разе уже не выкусишь.
Впрочем, звери народ сильный. Они сами делают себе операции и зализывают свои раны. А эта… Эта, видно, слишком молода. Она ещё боится боли. И она пришла к нему за помощью.
— Коллега, мне кажется, что нарыв нужно вскрыть, — прозвучал голос с традевала.
Ощущение общения с миром было настолько полным, что Андрей даже не поднял головы. Он только кивнул и ответил:
— Да, но чем покрыть взрез…
— Конечно, не бинтом. Обыкновенным антибиотическим пластырем.
Это сказал другой голос, и Андрей понял, что он отнимает время, драгоценнейшее время у людей, собравшихся у традевала. Он поднял взгляд и в проплывающих лицах увидел и интерес и сочувствие, но словно по инерции сказал:
— Извините, пожалуйста… Я отвлекаю вас…
— Что вы, что вы… Мы понимаем…
— Нет, вы действуйте.
— Такое симпатичное существо… (Ну, это, конечно, женский голос.)
Кто-то давал советы, но Андрей не слушал. Он поднял белку, посадил на ладонь и, осторожно придерживая, пошёл к аптечке. Достал пинцет, пластырь, жидкость местной анестезии. Как обращаться со всем этим хозяйством, он знал отлично. Жизнь в тайге приучила его справляться с порезами и ушибами без посторонней помощи. Он зажёг свет и хотел было приступить к операции, но новый голос с традевала посоветовал:
— Давайте поближе. Я вас проконсультирую.
— Андрей Николаевич, — спокойно предложил Кремнинг. — Может быть, стоило бы отложить ваш уход за домашними животными?
Сырцов посмотрел на его спокойное лицо и ощутил прилив холодного, как кремнинговские глаза, бешенства.
— Понимаете, Артур, это не домашнее животное. Это дикое животное. Оно живёт в тайге. А в тайге начинается пурга. И животное, маленькое, беззащитное животное пришло ко мне за помощью! Я покажу вам сейчас, как живёт тайга. Посмотрите, и вы поймёте, почему ваши возражения, ваши споры — пусть правильные, пусть обоснованные — всё-таки не самое главное.
Левой рукой он прижимал белку к груди, а правой включал обзорные телевиды, передавая их информацию в каналы кольцевых традевалов. И все, кто был занят в кольцовке, и те, кто следил за ней у экранов своих телевизоров, увидели, чем живёт в эти минуты тайга.
И первые космы позёмки, и мглистые тучи снега над качающимися вершинами, и стада коз, уходящих от ветра и снега в лощинки, и прижавшиеся друг к другу лосиные стада на фермах, и всё то огромное, из чего складывалась зона Белого Одиночества в эту страшную в своей ярости весеннюю пургу. Потом он подключил звук, и в миллионах домов завыл ветер, затрещали деревья и, как вопль о спасении, пронёсся далёкий, всхлипывающий от ужаса и напряжений вой тундрового волка: он ушёл от пурги под защиту деревьев и теперь звал своих отстающих сородичей.
