Виталий Мелентьев - Индия, любовь моя
Андрей очнулся. Прямо перед ним было лицо Кремнинга — белое, удлинённое, невозмутимое. С не слишком толстыми, но и не тонкими, в меру изогнутыми губами, вполне приличным носом и серыми холодновато-язвительными глазами. Лицо аскета и учёного.
— Здравствуйте, — привстал Андрей. — Я не знаю ещё темы нашей беседы.
— Странно… — поморщился Кремнинг. — Я полагал, что вы догадаетесь.
— Моя работа? — не совсем уверенно и, должно быть, потому слегка краснея, спросил Андрей.
— А что же ещё? Пока вы бегаете за романтикой, идеи живут и развиваются.
— Тогда… Тогда почти готов.
— Почему почти? — опять поморщился Кремнинг.
— Потому что мои идеи подморожены и ещё не оттаяли, — ответил Андрей. Он уже овладел собой и мог позволить себе удовольствие подпустить шпильку: ведь именно Кремнинг окончательно добил его работу.
— Жаль. А я надеялся, что в одиночестве они у вас расцвели. Но дело не в этом. Мы тут без вас кое-что пересчитали, провели кое-какие опыты и, главное, по-деловому связались с целым рядом заинтересованных стран. Так что картина несколько изменилась, и я хочу, чтобы вы осмыслили её. До включения международного кольца у нас есть три минуты. Вы хотите послушать информацию?
— Разумеется.
— Так вот, индусы всё ещё колеблются. Они не знают, как поведут себя в таком случае массы арктического воздуха. Обратная, так сказать, связь. Должен вам сказать, что это существенное возражение. Кроме того, по-видимому, их страна ещё не готова к таким изменениям. Японцы возражают довольно категорично. Их беспокоят тайфуны. Их можно понять.
— Но ведь природа тайфунов…
— Вы хотите сказать, что наши работы на них не повлияют?
— Вернее, почти не повлияют. В данном случае следует считать и считать.
— Вы по-прежнему придерживаетесь своей теории образования тайфунов?
— А разве она опровергнута?
— Но…
— Она не подтверждена экспериментально, это верно. Но наблюдения в целом верны. Это знаете и вы и японцы. Всё дело в океанском вулканическом поясе.
— Понимаете, Андрей Николаевич…
— Вы хотите сказать, что цунами не всегда сопровождает тайфуны и наоборот? Такой разрыв вполне оправдан. Морское землетрясение неминуемо порождает вертикальные перемещения воды. Следовательно, холодные, придонные воды поднимаются вверх и охлаждают воздух. Разность температур порождает движение воздушных масс и изменение давления. Создаются условия для зарождения тайфунов. Если в это время происходит новое землетрясение, тайфун совпадает с цунами. Но это вовсе не обязательно.
Кремнинг поморщился.
— Всё это известно, и тем не менее… Тем не менее мы не можем быть уверены в том, что проникновение горячего и влажного океанского воздуха на север не вызовет каких-то нам ещё неизвестных явлений. В данном случае возможно влияние такого огромного количества внешних и внутренних факторов, что… что мы ещё не можем рисковать…
— Тогда зачем же нужна кольцовка?
— Но мы уже можем готовиться к риску, — твёрдо сказал Кремнинг. — Вот почему я очень прошу вас, Андрей Николаевич, не столько спорить, сколько слушать. Вы отдохнули, мозг очистился от всяких наносов. В нём, надеюсь, сейчас сидит только одна чистая идея. Присмотритесь к аргументации — ведь мы-то как раз находимся в очень тяжёлом состоянии: наши мозги засорены спорами и сомнениями. Договорились?
— Н-ну… если так, — смутился Андрей.
В конце концов, Кремнинг прав… И то, что Артур сам, без его просьбы, всё-таки ведёт это дело, характеризует его…
А, да шут с ним, как оно там характеризует! Кремнинг — настоящий учёный: волевой, сильный, и если он суховат, так у каждого свой характер. А дело-то, в конце концов, общее. Чего ж обижаться? Посидим послушаем. Может быть, что-нибудь и придумаем. Не сейчас, так после…
* * *
Кольцевое совещание по традевалу началось как обычно. Его участники представились друг другу, хотя особой нужды в этом не наблюдалось. Все или почти все знали, кто есть кто. Но таков обычай, и его следовало исполнить. Затем представитель информационного телевидения попросил вкратце охарактеризовать проблему. Кремнинг поморщился — потеря времени. О проблеме писали и говорили столько… Впрочем, людская память не запоминающее устройство. А отрывочные, полузабытые сведения — то же незнание.
— Ну что ж… Предоставим слово Андрею Николаевичу Сырцову.
Андрей не ожидал такого поворота событий. В конце концов, он тоже не машина и кое-что может упустить. Особенно цифры. Но тут на экране появились знакомые лица сотрудников, мрачноватая, построенная в середине прошлого века комната его проблемной лаборатории с запоминающими блоками. Ребята, как всегда, начеку и, как всегда, готовы прийти на помощь. Это обрадовало, но в то же время какая-то деталь, вернее, её отсутствие встревожило Андрея. Но что это за деталь и почему её отсутствие волнует, осмыслить он не успел: кольцовка не ждала.
Он вздохнул поглубже, мгновение словно прислушивался к самому себе — за время, проведённое в зоне Белого Одиночества, он отвык от подобных совещаний — и услышал ровный, слитный гул за стенами балка.
Шёл ветер. Ещё не пурга, а только ветер. Он прокатился по вершинам, и они зашумели — ровно и предостерегающе-властно. Так старые опытные бойцы перед боем, сплачиваясь, предупреждают молодёжь и слабых, чтобы они прятались за их спины.
И эта такая своевременная поддержка промёрзшей тайги отодвинула в сторону все сомнения. В конце концов, не кто-нибудь другой, а именно Андрей является сейчас представителем страны Белого Одиночества, просторов вечной мерзлоты. Он обязан говорить от их имени ради пользы всего человечества.
Мысли сразу, как при включении ЭВМ, обрели стремительную, математически точную отточенность. Но слова… Слова приходили не всегда нужные. Ему ещё мешало то странное волнение, которое вызывала его лаборатория и старинная комната с запоминающими блоками.
— Переделывать климат нельзя и не нужно, но помочь Земле приобрести наиболее целесообразные черты необходимо. На нашей планете есть всё, что нужно человеку, и всё, что ему потребуется в будущем. Нужно лишь разумно пользоваться этим, разумно и последовательно изменять, главным образом смягчать климатические условия не всей планеты в целом, а лишь её отдельных районов.
По экрану медленно проплывали лица учёных разных стран, государственных деятелей, консультантов. Они слушали Андрея вполне корректно, но так, что он чувствовал: они снисходительны к его общим словам. Они — люди дела. Но они понимали — вступление нужно и самому Андрею, чтобы собраться с мыслями, и необходимо для тех миллионов и миллиардов людей, которые слушают его по обычным теле— и радиопередачам.
