Константин Волков - Звезда утренняя
— Просто понять не могу, куда сон девался, — говорил он Наташе, принимая очередную таблетку нембутала. — Верчусь с бока на бок, а спать не могу. Голова тяжелая…
Разумеется, профессор был подвергнут всестороннему осмотру. Ничего тревожного обнаружить не удалось. Температура была нормальная. И Наташа ограничилась тем, что велела лежать спокойно и стала давать больному снотворное.
Многосуточная ночь приходила к концу. Из черного мрак стал темно-фиолетовым. Уже стали видны зубчатые силуэты скал на светлеющем фоне неба.
Прошло еще три дня. Профессору лучше не стало. Спать он мог только после приема значительных доз снотворного. Усилились боли в висках и в затылочной части головы. Прежняя веселость оставила астронома. Он лежал на койке, смотрел перед собой безучастными глазами и нехотя отвечал на вопросы. Книгу он оставлял на первой же странице. Никто, конечно, не знал, о чем он думает, а он в тысячный раз задавал себе вопрос: «Неужели это лучевая болезнь?»
Михаил Андреевич гнал от себя страшные мысли, объяснял все особенностями здешнего климата, непривычными условиями жизни, но снова и снова возникало тяжелое сомнение. Потом наступила апатия.
Наташа начала беспокоиться. По непонятным причинам температура больного стала со дня на день повышаться. Теперь по утрам градусник показывал 37,6, доходил до 37,9. А к вечеру столбик ртути поднимался до 38,5–38,8. Однако, кроме головной боли и бессонницы, астроном ни на что не жаловался. Артериальное давление оставалось нормальным.
Наташа взяла у больного кровь и сделала в лаборатории анализ. Вместе с нею пошел Виктор Петрович. Молодая женщина принялась орудовать со стеклами и пробирками. Взбалтывала содержимое, смотрела на свет, разглядывала мазки под микроскопом, с чем-то сравнивала.
— Ну что? — спросил академик.
— Нельзя понять, в чем тут дело. Ясно выраженный лейкоцитоз. Белых кровяных шариков больше двенадцати тысяч в кубическом миллиметре.
— Гм… А норма шесть — восемь тысяч. Да, странно.
— Значит, в организме у него что-то происходит. Но что именно, я не знаю.
Как известно, белые кровяные тельца, или лейкоциты, защищают организм от вредных микробов. Едва враги проникают внутрь живого существа, как происходит своего рода мобилизация. Многомиллионные армии лейкоцитов бросаются в атаку. От жара горячих битв с проникшим в кровь неприятелем и повышается во время болезни температура тела.
Анализ крови ясно показывал Наташе, что в организме больного имеется какой-то скрытый яд. Только этим и можно было объяснить увеличение количества белых шариков. Но что это был за яд, она не могла понять.
Она решила посоветоваться с Виктором Петровичем. Академик беседовал в своей каюте с Сандомирским. Наташа рассказала про больного. Сандомирский не придал ее словам большого значения.
— Ничего, отлежится… — сказал он небрежно. — Человек упитанный и здоровый.
Но академик был другого мнения.
— Нет, это что-то серьезное. Но что?.. — Он развел руками: — Во всяком случае, Наталья Васильевна, надо тщательно наблюдать за больным. Может быть, это влияние здешнего климата? Нужно быть готовым, что и другие могут захворать. Всё записывайте. Это очень важно!
За ночь Михаилу Андреевичу стало много хуже. Он плохо спал, несмотря на снотворное, метался в постели и даже бредил. В эту ночь Наташа дежурила у постели больного и с удивлением прислушивалась к бессвязным фразам.
Профессор выкрикивал отдельные и непонятные слова:
— Жарко! Очень жарко! Нельзя дотронуться… Наташа попробовала дать ему освежающее питье. Шаповалов отталкивал кружку:
— Не надо! Вода горячая! Все горячее! Ядовито! Он произносил и другие, но уже совершенно бессвязные слова, рвал на себе пижамную куртку.
К утру температура спала, но больного стал трясти мучительный кашель. Михаил Андреевич просто задыхался от его приступов. Это был сухой и ничем не объяснимый кашель. После ночного бреда профессор пришел в себя, но его трудно было узнать. Некогда круглое и постоянно улыбающееся лицо астронома осунулось и стало серьезным. Глаза приняли страдальческое выражение. Два раза после особенно сильных приступов кашля он обнаруживал кровь на платке. Наташа не могла скрыть этого от больного, и он с изумлением смотрел на красное пятно.
Горькая улыбка появилась на лице астронома.
— Кровь! — сказал он.
— Ничего, это от напряжения, — пыталась успокоить его Наташа.
— Нет, это конец… — Потом прибавил: — Какая тоска!..
— Пройдет, пройдет, — говорила Наташа, едва сдерживая слезы и проклиная свое бессилие.
Вскоре зашел Виктор Петрович и попытался ободрить профессора разговором на научные темы. Больной безучастно смотрел прямо перед собой и ничего не отвечал.
Кашель показал, что процесс происходит в легких. Шаповалову стали давать биомицин.
В тот день дежурил Сандомирский. Хорошо зная Михаила Андреевича, он постарался и приготовил обед повкуснее. Сварил суп из рыбных консервов, поджарил блинчики с мясом, которые очень любил астроном, а на закуску подал салат из крабов. Больному налили стакан белого вина. На третье был компот из фруктов.
Каково же было огорчение Сандомирского, когда больной даже не притронулся к этим вкусным вещам.
— Не хочется, — сказал он тихим голосом. — Очень вкусно, но мне не хочется.
Он выпил только глоток вина.
В салоне шли невеселые разговоры.
Ночной мрак еще не вполне рассеялся, и за окнами виднелась темно-синяя мгла рассвета. Вдруг на небе вспыхнули огни полярного сияния. Профессор приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть поразительное явление, но со стоном опустился на постель.
— Вам плохо, Михаил Андреевич? — спросила, склоняясь к нему, Наташа.
— Не знаю… Голова болит… И глаза режет. Света выносить не могу…
Наташа прикрыла настольную лампочку листом темной бумаги.
Пришел Виктор Петрович и спросил:
— Температуру мерили?
Наташа посмотрела на градусник: 38,8…
— Михаил Андреевич, покажите-ка ваш язычок! — попросил академик.
Язык у астронома был покрыт странным бурым налетом. Академик нахмурился.
— Скорее сделайте анализ крови! — тихо сказал он,
Наташу не нужно было просить дважды. Быстро и ловко она проделала процедуру, улыбнулась больному, попутно поправила одеяло и подушку.
Михаил Андреевич лежал с закрытыми глазами и молчал.
Виктор Петрович и Наташа прошли в лабораторию и там вместе произвели анализ. Склонившись над микроскопом, молодая женщина торопливо делала подсчеты. Когда все было закончено и результаты анализа лежали в виде лейкоцитарной формулы, академик просмотрел ее и помрачнел.