Денис Бурмистров - Равновесие Парето
Что-то первобытное проснулось во мне, проснулось и взорвалось холодным, всепоглощающим ужасом. Удары сливались с учащающимися ударами сердца, заставляли ходить ходуном все нутро. Я заметался в приступе нахлынувшей паники, дернул шнур, один, другой, почти выронил факел, засипел, озираясь и опускаясь на корточки, потому что ноги больше не держали.
Бам! — и я повалился на бок! Мир начало трясти, меня подкидывало и подкидывало, как лягушку на барабане. Факел упал, покатился в сторону. В лицо брызнула каменная крошка, уши заложило от страшного грохота вокруг. Я кричал, кричал так громко, как только мог. Не понимая, что происходит, в наступившей темноте — возможно, я даже на секунду отключился, выбитый наступившим адом.
Потом кто-то навалился сверху, тяжелый, воняющий табаком и сырой одеждой. Навалился, прижал к бьющейся в агонии земле, накрыл мою голову большими ладонями. Успокаивающе заговорил на ухо свистящим шепотом. Приходя в себя, я разобрал:
— Это разлом, просто разлом, не волнуйся, успокойся…
Я проморгался, размазывая слезы по щекам, судорожно глотнул холодный воздух. Наговор Карчевского помог, я дернул плечами, давая понять, что готов подниматься.
Земля тряслась, сверху на нас сыпались мелкие камни и песок. Росчерки двух факелов, казалось, пронеслись практически подле меня. Это Степанов и Илья, не переставая, отгоняли от нас тварей.
— Что это было? — спросил я, повышая голос, чтобы перекричать глухие подземные удары.
— Вставай! — Олег, весь перемазанный грязью, помог подняться, сунул в руку древко факела. — Сейчас будем бежать, как сможем быстро. Землетрясение.
И он указал рукой назад.
Там лежал мой укатившийся факел. Затухающий, он ронял тлеющий частички материи в разверзшуюся пропасть, образовавшуюся там, где карниз рухнул вниз. Я охнул, понимая, что там могли оказаться мы.
Не дав опомниться, геолог скомандовал бежать. Я лишь успел бросить взгляд на Степанова и на Илью. Выглядели они лучше, чем я, видимо на своем веку успели пережить несколько землетрясений. Даже Степанов, бледный и растирающий виски, был полон решимости. Впрочем, я уже давно понял, что эти люди оказались более подготовленными к происходящему, чем я.
Дальнейшее слилось в один момент, и этот бесконечный момент мы бежим. Бежим вдоль стены, отталкиваясь от нее руками. Бежим тяжело, раздражающе дергая друг друга за шнуры. Бежим, чувствую под ногами вздрагивающую почву, отмахиваясь факелами от тянущих рук. Бежим в темноте, в серо-черном буране, в котором разнородные по оттенку рукава завивается спиралями и кольцами, принося и унося с собой безликие фигуры тварей.
Все походило на кошмарный сон. Мы спасались от преследователей, продавливая телами вязкий воздух, тяжело дыша и обливаясь потом, но все равно казалось, будто бежим на месте. Но лишь одна мысль стучала в моей голове, за которую я хватался как утопающий за круг — с каждым шагом меньше идти. С каждым я шагом ближе спасение. Невозможно, чтобы мы преодолели весь этот путь напрасно.
Запас сил таял с каждым выдохом. Хрипел впереди меня Степанов, его шатало из стороны в сторону. Карчевскому приходилось бежать полубоком, отгоняя теней и от себя и от ослабшего старика. Я пытался помогать, толкая диспетчера в спину, но лишь сбивал того с темпа. А потом стало еще хуже.
У меня начало двоиться в глазах, закололо в боку и не хватало дыхания. Рот пересох, в ушах стучало. Предательски подкашивались колени, нестерпимо простреливало в стертых ступнях. Отвык я от длительных забегов. Хотелось упасть и не подниматься, а потом пить, пить, глотками, жадно, выливая на лицо холодную влагу. Но я старался, я пытался не подать виду. Скрипел зубами, ругался в голос, с шумом выдыхал. Шаг — вдох, два шага — выдох, шаг — вдох, два шага — выдох. Вдох носом — выдох ртом, вдох носом — выдох ртом. Раз-два, раз-два, переставляй ноги, офисный планктон!
Но организм начал сдаваться раньше, чем моя воля.
Факел давно выпал из моих рук, правое плечо онемело от ударов о стену. Я несколько раз падал, но бегущий позади Илья грубо за шиворот ставил меня на ноги. Дважды меня пытались утащить во тьму, я с ужасом понимал, что даже не сопротивляюсь. Левая нога и часть левой руки были словно в заморозке, я еле ощущал их. Когда меня в очередной раз отбили от теней, волоком оттащив к дрожащей стене, я, преисполненный благородством попросил оставить меня умирать. За что схлопотал увесистую оплеуху и поток матерных ругательств. Меня подхватили, поставили на ноги, сняли все тяжелые вещи. Вокруг огненными шмелями загудели факелы, на голову полилась холодная вода.
Я еле держался на ногах, преодолевая рвотные позывы. Из мутной пелены выплыло лицо Олега. Он секунду внимательно разглядывал меня, потом исчез. И я лишь вяло забрыкался, когда меня подняли в воздух и понесли на руках. Потом, кажется, я потерял сознание.
Меня били по щекам влажными ладонями. Я с гортанным клекотом вздохнул, замахав руками. С трудом открыл глаза.
Я сидел все на той же дороге, привалившись спиной к холодной стене. Все еще была эта проклятая ночь, проклятая метель, проклятые тени в серой мгле.
Рядом стоял, уперев руки в колени, Степанов, его тошнило. И лицо Карчевского, закрывающее собой остальной обзор.
— Игорь, ты нам нужен, очнись, — он потряс меня за плечо. Я закивал, давая понять, что пришел в себя.
— Встать сможешь?
Я обреченно вздохнул, начал подтягивать к себе ноги. Получилось хреново. Вдобавок ко всему потерялись калоши, слетели, когда меня тащили.
— На вот, — ко рту сунули солдатскую флягу. Горькая жидкость обожгла губы, язык горячим комком скатилась по горлу. Коньяк!
Я закашлялся, отпихивая флягу. Но по телу разлилось тепло, в голове прояснилось. Я смог увидеть стоящего в полуметре Илью, который двумя факелами отгонял тварей.
Со стоном я встал, шатаясь. Массивная фигура геолога проплыла мимо, Карчевский сунул мне в руку уже горящий факел.
— Держи. Пойдешь рядом со Степановым, ему совсем худо.
Я кивнул.
Меня вновь встегнули в связку, но теперь мы с диспетчером были оба пристегнуты к карабину Олега. Илья встегнулся в пояс Николая Семеновича, пошел за нами. Миг затишья — и мы вновь идем вперед, как можно быстрее преодолевая метр за метром.
Сколько времени уже прошло? Сколько шагов мы уже сделали? Что творится под нами, внизу? И что делать, если тени утащат меня?
Я старался размышлять, отгоняя мысли о необходимости насиловать свой организм. Я поглядывал на Степанова, который выглядел очень, очень плохо. Меня колотил озноб, изо рта шел пар. Ветер вышибал слезу, резал холодными лезвиями мочки ушей. Я вяло отмахивался от теней, которых, казалось, стало меньше. Я уже не боялся, ужасная усталость выпила мой страх.
